Минчанин узнал, как выглядит досье на «тунеядца»

Бывший снабженец в частной фирме добился от чиновников доступа к «секретной» информации.

Владимиру Давидовичу почти шестьдесят. Три года назад он перенес инсульт. Последствия болезни сказались на его здоровье. Мужчина стал быстро уставать, появилась вялость, поэтому работу в коммерческой фирме, где Давидович трудился снабженцем, пришлось оставить.

-- Инсульт случился со мной в 2013-м году, -- рассказал он сайту belaruspartisan.org. -- После выписки из больницы, я вернулся на прежнее место работы, но почувствовал, что стал справляться со своими обязанностями хуже. Стал нервничать гораздо больше, чем до болезни. Уволился я в марте 2014-го. Стал искать для себя новое применение в жизни. Воспитан я так, что безработным быть, вроде как стыдно. Правда, на «биржу труда» я не пошел сознательно -- вакансии грузчика или разнорабочего на стройке, носящего вёдра с цементом не для меня. Точнее, не для моего сердца, сами понимаете инсульт – не шутка. Поэтому работу я искал самостоятельно. Остановился на туристическом направлении – закончил курсы экскурсоводов, получил сертификат и стал зарабатывать на жизнь. Не скажу, что это очень денежное направление, но мне одному, а у меня, ни жены, ни детей, хватало.

Вся моя семья – это я и престарелая мама-инвалид. Кое-как концы с концами нам сводить удавалось.

Работал я по договору подряду, то есть конкретного места трудоустройства не имел. Да и работа эта – сезонная. Время с января по март – вообще считается «мёртвым сезоном». Но, когда работу предлагали – никогда не отказывал. Да и что греха таить: такая работа меня целиком устраивала. Она по-своему тяжелая, но интересная. С моим медицинским диагнозом, то, что надо. Провел экскурсию, пришел домой, отдохнул сколько нужно.

-- Тем не менее, вы попали в списки «социальных иждивенцев»…

-- Да, и до последнего верил, что это ошибка, с которой скоро разберутся и меня из этого списка вычеркнут. Письмо из налоговой инспекции Октябрьского района Минска я получил в конце прошлого года. Насчитали мне «по полной» -- к оплате 360 рублей. Не скрою, положенной суммы налога за 2015 год я в казну не заплатил, но на, то у меня были основания, которые для меня лично являются, как выражаются чиновники «тяжелой жизненной ситуацией».

Во-первых, я хоть и инсультник, но добиться хотя бы третьей группы инвалидности пока не могу – врачи говорят, что анализы у меня в норме, «группу» никто не даст. Я не мог постоянно работать – по состоянию здоровья. Во-вторых, любому «сердечнику» постоянно нужны лекарства, без которых человек может просто умереть. В день принимаю минимум 4 таблетки. В месяц я тра а лекарства, которые покупаю за полную стоимость порядка 60-70 рублей. Есть и более дорогостоящие препараты, которые мне необходимо принимать раз в квартал. Стоят они около 100 рублей. Для меня это очень серьезные деньги. Не буду скрывать, иногда средства на их покупку мы берем из пенсии моей престарелой матери-инвалида.

-- Но документально вы не являетесь ее опекуном?

-- По закону это невозможно. Моя мама – Софья Леонтьевна – инвалид второй группы, у нее болезнь Паркинсона и проблемы с тазобедренным суставом. Опекунство над инвалидом назначается если у того первая группа. Сейчас моей матери – 84. По квартире она передвигается только с помощью ходунков и то при крайней необходимости. В основном она сидит. Самостоятельно она не может подогреть еду, включить газ, даже выпить кружку чая – у нее сильно трясутся руки. Уход за ней – полностью на моих плечах. Сейчас мы занимаемся вопросом, связанным с установлением для матери первой группы инвалидности, но это дело не очень быстрое.

-- Владимир, куда вы обращались для того, чтобы быть исключенным из числа «иждивенцев»?

-- В администрацию Октябрьского района. Было это еще в прошлом году. Написал все как есть: рассказал чиновникам, что я инсультник, что лекарства покупаю за полную стоимость, приложил все свои эпикризы, написал, что на руках мать-инвалид. Просил, чтобы ситуацию, в которой я оказался, признали «жизненно трудной» и оказали, хоть бы разовую материальную помощь.

-- Помогли?

-- Нет. В январе пришел ответ из районного исполкома, из которого следовало, что ситуация моя не является такой уж безвыходной, в помощи отказали, как не стали и рассматривать вопрос об исключении меня из списков «социальных иждивенцев». Вы спросите о причине? Формальной причиной для отказа стало моё «имущественное положение».

-- Вы скрыли от чиновников факт того, что являетесь олигархом?

-- Дом, в котором мы с вами беседуем, имеет общую площадь в 125 квадратных метров. Здесь три квартиры, три разных входа и три разных хозяина. Мама живет на первом этаже, я на втором. Площадь моей квартиры – чуть больше тридцати квадратных метров. Я не являюсь собственником остальных квартир. Тем не менее, тот «неоспоримый факт», что я якобы владею 125 метрами жилой недвижимости, стал для чиновников причиной отказа в адресной социальной помощи. Обидно стало, ведь ко мне домой не были направлены ответственные люди, никто не посмотрел, в каких условиях я на самом деле живу. Вот это меня и подтолкнуло к идее пойти в администрацию Октябрьского района для того, чтобы узнать, на каком основании мне отказано. Я хотел посмотреть, как работает этот механизм…

-- Неужели вам так легко дали ознакомится с этими материалами?

-- Нет. Поначалу мне категорически в этом отказывали, мол, это служебная переписка, сугубо для внутреннего пользования. Я возмутился, ведь дело касается конкретно меня!

Из приемной меня отправили в финансовый отдел администрации, насколько я понял, именно специалисты этого отдела готовили «отказные материалы» по моему вопросу. Там мне показали решение городских властей – отказать в адресной социальной помощи. Я попросил показать мне все документы, которые были отправлены «наверх». Условие было поставлено такое: если я получу добро от руководства – мне все покажут. Хотя в ни один белорусский закон не запрещает мне знакомиться с документами, которые касаются лично меня. Ладно, пошел к руководству.

Заместитель главы администрации Юрий Ребковец «добро» дал -- документы мне показали. Целое дело – тридцать шесть листов! В основном это официальные запросы в различные инстанции – здесь и ответ из ГАИ, о том, что у меня нет машины, и информация из Единого государственного реестра, запросы на счет того работаю ли я где-то, имею ли во владении собственность, кроме той, в которой проживаю, являюсь ли я предпринимателем...

Короче, целое досье. Я достал фотоаппарат и стал фотографировать каждый лист. Тщательно, чем вверг в состояние шока районных чиновников. Тут же пришла юрист, стала искать информацию на счет того, имею ли я право делать снимки. Не нашла ни одной запрещающей статьи. Половину отснял и тут она возмутилась: «Выйдите, вы не имеете права, это наша внутренняя документация!» На что я спокойно попросил предоставить мне Книгу жалоб и предложений, куда хотел написать о том, что местные работники нарушают мои права. Подействовало. Сейчас я с этими «фотоархивами» готовлюсь идти в суд.

-- Чего будете добиваться?

-- Исключения своей фамилии из числа «социальных иждивенцев». И законного обоснования того, почему мне было отказано в помощи со стороны государства. Для меня ситуация в которой я оказался -- сложная…

А в законе ведь нет четкого определения «тяжелой жизненной ситуации». Что под этим понимают? Как определяют степень тяжести? Вот пусть суд разбирается.

Я -- больной человек, ухаживающий за инвалидом. В силу диагноза и возраста, а мне скоро на пенсию, на работу, которая бы мне подходила по состоянию здоровья, устроиться не так и просто, работаю в меру сил и возможностей. Тунеядцем себя не считаю, поскольку посильно участвую в финансировании государственных расходов. Покупая товары и получая услуги я, как и все белорусы платим НДС – налог на добавленную стоимость. Это ли не финансирование расходов? Так что, собираю все чеки из магазинов и аптек, делаю копии эпикризов по своей болезни, подготовлю документы, касающееся болезни матери и пойду в суд. Денег, чтобы оплатить налог у меня, все равно нет. Если в суде откажут, буду готовиться сесть на сутки, потому что штраф за его неуплату мне тоже заплатить будет нечем.