«Поэт в Беларуси - это больше, чем поэт»

Как Евгений Евтушенко требовал освободить Владимира Некляева.

«Шестидесятник русский, только чуть-чуть припоздалый ... Поэт в Беларуси - это тоже больше, чем поэт», - так написал Евгений Евтушенко в предисловии к книге Владимир Некляева «Окно», вышедшей в 2010 году.

Когда же Некляев не после, а еще во время президентской кампании того же 2010 года оказался за решеткой, Евтушенко первым выступил на страницах российской печати с публичным призывом немедленно освободить Некляева:

«С глубочайшим возмущением узнал о бандитском жестоком избиении крупнейшего белорусского поэта Владимира Некляева, одного из кандидатов в президенты.

Он ни на кого не нападал и никого не избивал, но тем не менее задержали и увезли в неизвестном направлении его, а не нападавших на него. Требую, чтобы его немедленно воссоединили с его семьёй, с его народом, а напавших арестовали и судили показательным открытым судом. Когда политика превращается в избиения и затыкания рта любым способом, она перестает быть политикой и становится уголовным преступлением. Тем драгоценней должна ощущаться жизнь каждого человека в Беларуси, где во время войны мы потеряли каждого четвертого из этого небольшого, но свободолюбивого народа.

Некляев всегда был поэтом-гражданином, патриотом и никогда — экстремистом. Но люди низкой политической культуры почему-то полемику лично с ними всегда считают антипатриотизмом. Еще бы чуть-чуть, чей-то удар по голове был посильнее, и мы могли бы потерять его — страшно подумать…

Держись, Володя! У нас еще большая жизнь впереди, и мы еще многое сделаем в ней и многое напишем.

Твой брат Евгений Евтушенко».

В тот же день Евтушенко обратился к белорусским властям и через российский Первый телеканал: «...Так страшно слышать сейчас, что почти, едва-едва не убили одного из лучших белорусских поэтов. Хочется просто кричать, чтобы услышали меня. Чтобы все невиновные люди, которые были задержаны в Минске, были освобождены. И, конечно, Некляев должен быть соединен со своей семьей, со своим народом, с литературой.

Люди, которые поднимают руку на собственных поэтов, они ... поднимают руку на совесть собственного народа, собственной нации, на собственный язык, на собственную культуру. Нельзя поднимать руку на собственных поэтов, потому что они выражают душу своего народа... »

Владимир Некляев случайно узнал о той публичной защите старшего друга - через несколько дней он написал из-за тюремных решеток в письме к жене Ольге:

«Сегодня я дежурным был по камере, нас тут пятеро (на четверо нар, один на сбитых досках, на щите на полу спит), и мы по очереди дежурим. Раз в день (к вечеру) дежурный мусор в туалет из камеры выносит. Туалет в нашей камере через стену, там обычно ящики картонные для мусора ставят, - и вот я высыпаю его с нашей камерной мусорки и вижу в ящике клочок газеты, буквально лоскуток, не больше ладони, и он в дерьме, понимаешь, но я не дерьмо вижу, а то, что на клочке газетном напечатанное, несколько слов без начала, текст, который кончается: «Держись, Володя! Твой брат Евгений Евтушенко» - и я глазам своим не верю, нагибаюсь, чтобы прочитать, что же там еще, а охранник, который в туалет меня привел, палкой по ящику: «Давай пошё-ё-л!»- что тут прочитаешь? .. Но и того, что прочитал, тех нескольких предложений хватило, чтобы горло перехватило: это были первые слова с воли да еще откуда: с другого конца мира - где та Америка! И надо же было именно мне дежурить, мусор выносить (мог, кстати, и кто-то другой, но никого не было ближе к двери камеры, когда охранник открыл ее), и надо же было кому-то в туалете именно тем клочком газеты воспользоваться и в ящик бросить - вот уж действительно: «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда». Это я к тому, что стихотворение написалось само по себе - ответ Евтушенко, только вряд ли он его прочитает, так как едва ли в уборных американских университетов газетами пользуются... Это я уже якобы шучу, так как опять что-то соленое в горле, к сентиментальной слезе меня это довело... Сотрясло: есть оно, есть наше цеховое братство, нерушимое, святое - и оно не пропадет, не пропадет! Во всяком случае до тех пор, пока мы живы…»

«Не отдадим на поруг и на смех

Святое наше братство цеховое ...

Мы, может быть, последние из тех,

Кто еще помнит, что оно такое.

Ещё вдохнем мы терпкое густоты

Вина, стихов - и, как не раз бывало,

Я выпью за Есенина, а ты,

Со мной обнявшись, выпьешь за Купалу.

И будут в окна бабочки на свет

Лететь всю ночь, и Лики с небосвод

Всю ночь смотреть ... Привет тебе, привет,

Мой друг, мой брат! .. Привет тебе, свобода!..»

Будет земля Вам пухом, Евгений Александрович ...

Cергей Шапран