«Война украла мою молодость и красоту»

Военные истории связистки, партизанки и угнанной в Германию.

Война закончилась 72 года назад, но для них даже воспоминания — страшная боль. Именно они — люди, прошедшие испытание войной, — больше всех понимают ценность человеческой жизни, пишет tut.by. Угнанная в Германию, связистка и партизанка — три истории женщин, переживших войну.

«Немец за косу из погреба вытянул — вырвал половину»

Валентина Алексеевна Дубкевич родилась в деревне Туминичи под Оршей. Она сидит на кровати, немного откинувшись назад. Прядь седых волос то и дело прячет за ухо. Сейчас ей 92, но женщина не выглядит на свои годы.

— У нас в семье было 10 душ — 8 детей, папка и мама. Когда немцы шли, наш дом спалили, потому что он стоял возле самой дороги. И хотя председатель колхоза дал нам место для жизни, мы остались голые и голодные. Вскоре немцы вновь вернулись и пришли в наш дом.

Мама спрятала меня в погребе, потому что я очень боялась. А коса у меня длинная была! Немец меня нашел и за эту косу вытянул — вырвал половину.

Валентина Алексеевна начинает плакать.

— Меня закинули в машину, папку избили, мамку избили. Мама, помню, голосила, плакала, умоляла меня не забирать… А они их плетками били!

… Привезли меня в Гамбург. Там, возле голландской границы, был газовый завод. Меня определили туда работать… Тяжело было. Землю тягали тачками, вагоны разгружали, бункеры засыпали.

— Работать на заводе было очень трудно. Я уставала, однажды сильно заболела, но на работу все равно вышла. Один из немцев заметил, что я медленно работаю, подошел ко мне и несколько раз сильно ударил плеткой по спине. Раны были кровавые, заживали долго.

После паузы она продолжает. Как признается позже — эту историю мечтает забыть, но часто видит во сне.

— Из-за голода у меня сбился цикл, поэтому стал сильно болеть живот. В один из дней по этой причине я не вышла на работу. И что вы думаете? Меня немец запер в келью. Там такая келья, в которой ни повернуться, ни шевельнуться. Просто стоишь и больше ничего. Я там простояла, наверное, 36 часов. Но даже не в этом дело. Тот немец обо мне забыл, а открыл меня другой. Он проходил с проверкой территории, открыл дверь, а я как упала на асфальт! Вся в крови, голова и лицо разбиты. Тот немец был нормальный, вызвал машину и отвез меня в госпиталь. Немки меня в ванне обмыли, напоили чаем с лимоном, дали ваты и бинтов… Тогда ведь прокладок не было, а у меня в келье кровь пошла. Потом еще немец, который меня запер, ругался, что там лужа крови.

Спустя время нас почему-то с этого завода эвакуировали: поставили в шеренгу и погнали. Из моей деревни было семь человек. Думали, что на расстрел ведут. Дошли до кладбища, конвоиры хотели передохнуть, а мы решили сбежать.

Ползком добрались до могил и спрятались между ними. Утром решили, что уже можно вылезти. Дошли до дороги, остановили трамвай и попросили кондуктора показать, где ближайший лагерь. Она нас довезла.

В лагере Валентину с односельчанами зарегистрировали и разрешили остаться. Но буквально через несколько дней их вновь выстроили в ряд.

— Ко мне подошли немец и немка, фермеры, взяли за руки и отвели в машину. В их доме я проработала не больше трех месяцев. С ними мне повезло, семья оказалась хорошей. Они меня кормили. Помню, немка нальет мне суп и говорит: «Валя, если мало, то добавляй, ешь».

На глазах Валентины Алексеевны вновь проступают слезы.

— Я такая радостная была, когда у них жила. Думала, может, с голоду не помру хотя бы! Я хозяйство вела, коров доила, свиней кормила.

Над коровником был чердак, мне сделали из него комнату. В 6 утра немец стучал мне и говорил: «Aufstehen, Валя» (Вставай, Валя. — Прим.) — и я шла доить коров. Немка, которая тоже работала при дворе, молоко процеживала, и мы вдвоем везли его на дорогу — примерно полкилометра на тачке. Там уже бидоны снимали, забирали пустые и везли назад. В обед я опять доила коров и опять мы везли молоко на дорогу.

Через три месяца Валю «освободили» американцы. Рассказывает, что они расспрашивали о немцах и о том, как ей с ними жилось: не били ли, хорошо ли кормили.

— Сказали, что ездят по всем немецким фермерам, собирают людей и отправляют домой. После этого я еще неделю жила у немцев, а потом американцы вернулись вновь, забрали в лагерь, откуда после отправили домой.

Когда я уезжала, немка дала мне и хлеба с собой, и бутербродов сделала с колбаской — целый мешок наложила. Я привезла это в лагерь, пригласила людей из своей деревни. Как они были рады, вам не передать! Так навалились на бутерброды, так наелись. Мы так были рады друг друга видеть. Долго обнимались, целовались, радовались, что домой едем.

Вернувшись, Валентина Алексеевна помогала родителям строить дом и работала в колхозе. Вскоре с войны вернулся сосед — ее будущий муж. Вместе с ним она уехала в Оршу. Обучившись у мужа кулинарному мастерству, женщина около 40 лет проработала поваром: в железнодорожном ресторане, больницах, столовой и общежитии.

Сейчас Валентина Дубкевич живет в своем доме в Лепеле, следит за огородом. Из родных у нее остались две дочки в Санкт-Петербурге и младшая сестра в Ростове-на-Дону.

Женщина считает, что прожила достойную жизнь и ни о чем не жалеет. Но войну ей навсегда хотелось бы забыть.

— Хочу, но никогда ничего этого не забуду. Война украла мою молодость и красоту. Когда по телевизору показывают военные фильмы, я не могу их смотреть, потому что сразу плачу.

«Я участвовала в освобождении Риги»

Елена Ивановна Шкирандо сидит на больших качелях во дворике пансионата и рассказывает мне, как прошлой ночью зачиталась очередным детективом до половины первого.

Она родилась в России, в селе Ляхи Владимирской области. В Беларусь женщина переехала в 1948 году по приглашению подруги. Долгое время работала в городе Руденске Минской области. Сначала инспектором культурно-просветительской работы, а потом инспектором вечерних школ.

— В 1952 году окончила минскую юридическую школу, оттуда меня направили работать в Лепель нотариусом. В 1957 году ушла оттуда, потому что с детьми некому было сидеть, пока я ездила по командировкам. Я ведь одна тут, ни родственников, ни знакомых, по сути.

Следующие 38 лет женщина работала в госпитале заведующей по делопроизводству.

Война настигла Елену Ивановну, когда та училась в 10 классе. В 1942 году она окончила школу, а в 1943 году ушла в армию.

— На наш район пришло 7 заявок с фронта. Меня вызвали в райком комсомола, побеседовали… Дык не откажешься же! Так, с 1943 по 1945 год я состояла в зенитно-артиллерийском полку. Была я в Риге, участвовала в ее освобождении (Рижская операция — 14 сентября — 22 октября 1944 года. — Прим.).

Елена Шкирандо рассказывает, что женщины несли службу точно так же, как и мужчины: и вставали в 6 утра, и по плацу в сапогах ходили, и дежурили.

— Я была связисткой-телефонисткой. Соединяла линии, когда бомбили. Ригу вообще сильно бомбили, только когда фронт отошел, стало спокойнее. До того как слух испортился, аж трясти начинало от очень громких звуков.

Девушек вместе с Еленой служило много. Рассказывает, что они стали одной семьей и стояли друг за друга.

— Я вообще не понимаю, как сейчас страны могут воевать, особенно не понимаю гражданские войны… Ведь история показала, насколько это ужасно, неужели люди не вынесли урок? Моя внучка с мужем жили в Алеппо (город в Сирии. — Прим.). В 2016-м им наконец удалось убежать в Беларусь. Сейчас живут в Германии.

Женщина рассказывает, что раньше войну воспринимали по-другому. Считает, что люди были готовы умереть за свою страну, а сейчас война — это «куча денег, политическое влияние и конкуренция»

— А еще мне смешно, когда смотрю военные фильмы. Так и хочется подойти к этому актеру и спросить: «Да что ты делаешь?!». Современные режиссеры и актеры совсем не понимают, что такое война, и что там происходит. Война — это страшно, а то, что они делают, — просто смешно.

Рассуждая про современную молодежь, женщина вдруг начинает громко смеяться и вспоминает историю о том, как с подругами провожали одноклассников в армию.

— Вот в 9-м классе мы парней наших провожали. Ни водки, ни вина, только пива разливного 2 ведра достали на 40 человек. И мы не напивались, хотя уже по 17−18 лет было. Весело проводили! В лесу костер жгли, пели, танцевали… Только жалко, что не все вернулись. Почти все погибли… Они необученные, а их сразу под Сталинград. Только двое вернулись. И то, один без руки и без ноги. Он рассказывал, что их спустили на минное поле, там и погибли. А такие ребята хорошие были…

«Увідзела я таго немца і за венік схавалася»

Надежде Егоровне Кальверш 92 года. Она родилась и всю жизнь живет в деревне Беляковщина Ушачского района.

— Тут я і нарадзілася, і ў школку хадзіла, і з хлопцам цалавалася, абнімалася, тут за яго і замуж выйшла.

Образование у женщины — пять школьных классов до войны. Говорит, что «дзеўка я была красівая, праўда, не хвалюся».

— Прыходзіць аднойчы к нам у вёску немец з перакладчыкам. Заходяць к нам у хату, а я спужалася, не ведаю, што ж мне робіць! Увідзела я таго немца і за венік схавалася. А ён мяне кліча, кліча, а я баюся!

Нешта там гэркаў, зваў мяне, а перакладчык, наш чалавек, гаворыць мне, што немец мяне забярэ ў сталовую працаваць. Я плачу, кажу, што мамачка ў мяне хворая. Ён нават не слухаў і казаў, што, калі я ўцяку адсюль, то ён усю сям’ю растраляе і хату спаліць. Я падумала, што трэба саглашацца, а то растраляюць усіх, а так я адна калі і пагібну, то нічога страшнага.

Надежда Егоровна собрала вещи и ждала, пока немец за ней вернется. Но он забрал девушку из соседнего дома и повез в село Кубличи, где располагался их гарнизон. Надежде Егоровне приказал ждать и никуда не убегать.

— Но так здарылася, што як толькі немец прыехаў у Кублічы, іхні гарнізон адправілі ў Празарокі. І ўсё, яму некалі ўжо было за мной ехаць, таму я засталася. А ў вёске нашай падняўся шорах, страшненька стала, што забралі тую дзяўчыну і мяне хацелі забраць. Тады мы сабраліся з дзеўкамі ўтрох і вырашылі пайсці ў партызаны.

На следующую ночь Надежда с односельчанками пошли в лес к партизанам. После уговоров девушек приняли. Так Надежда Егоровна оказалась в бригаде Алексея Данукалова, 15-й отряд «Сокол».

— Мы там з усімі пазнакоміліся, і нас апрэдзялілі малоць жорны. Разам з намі жыта малолі яшчэ два немцы, якіх партызаны ўзялі ў плен.

После женщина стала печь и возглавила кухню.

— А на кухне якая работа? Два жалезныя сталбы, паміж імі агонь — так і варыш у ведрах.

Спустя время партизаны решили, что девушки готовы для серьезной работы. Принесли им винтовки, обучили и взяли с собой на минирование железной дороги.

— Далі мне шашку, сказалі: «Прыдзеш, ложыш на рэльсу, скабой прыжымаеш, шнур падпальваеш і, калі заіскрыцца, ўцякаеш». Ну і гэтак мы ўсе рабілі. Толькі сталі мы ўцякаць, стала гэтая дарога падрывацца, а немцы з мінамётаў страляюць — еле мы ногі ўняслі. Дязкуй божачку, нікога тагда не ўбіла…

Вместе с партизанами Надежда Егоровна ходила и в бои. Рассказывает, когда убегали по болоту, у нее одна нога застряла в торфянике — еле вытянула.

— Парцізан мне памог, выцянуў нагу. А я бягу далей, адзін чулочак светлы, другі чорны ад балота.

Тогда в бою был ранен один из партизан. Женщина уже хотела бежать в оговоренное место встречи, но увидела раненого бойца.

— Ён мяне прасіў не кінуць, ну так ужо прасіў, і я тады ўзяла яго пад руку — так і пайшлі. Ажно падбегла яшчэ адна парцізанка, падсабіла нам. Страшна было, ды й дужа цяжка, але што было робіць!

В скором времени партизанский отряд Надежды Егоровны соединился с армией.

— Помню, ехалі праз лес і танкі, і машыны з нашымі ваеннымі, галасілі яны: «Ура! Ура нашым парцізанам!». Пасля гэтага мы яшчэ едзілі па весках, стаялі там з дзве нядзелі, а потым перамясціліся ў дзярэўню Волава Гара. Адтуль мы хадзілі на чыстку лесу. Ведаеце, што гэта? У лесе ж шмат немцаў хавалася, дык мы хадзілі іх прачышчаць. Дзякуй божачку, што немцы нам не трапляліся, толькі два паліцаі. А другія атрады сустракалі іх, дык там такія баі былі, у-у-у!

После этого Кальверш с другими девушками отпустили домой.

— Я стаяла на пасту ў канцы вёскi, падыйшоў парцізан і сказаў ісці ў штаб за спраўкай, таму што нас дамой адпраўляюць. Было гэта ў 1944 годзе, хаця і не канец вайны, але нас ужо адправілі.

Сейчас Надежда Егоровна мечтает о том, чтобы на долю ее детей и внуков никогда не выпала война.

— Я ніколі не хачу, каб мае родненькія чулі пра такое горачка, як вайна. Гэта дужа-дужа цяжка… Так галадавалі, а естачкі нечага было. Нават шнітку па кустах сабіралі і елі.

По возвращении в деревню девушки еще не раз прятались в окопах от немцев. Надежда Егоровна смеется и говорит, что порой приходилось прятаться даже от партизан.

По вечерам, после работы, молодежь, которая вернулась в деревню, собиралась вместе. Вспоминали о войне, танцевали, пели, горевали по родным и друзьям. Рассказывая об этом, Надежда Егоровна запела:

Течет ручей, а я мечтаю,

Сижу одна, наедине.

Тебя, мой милый, я ожидаю,

А ты не идешь, не идешь ко мне

Приди на тихое свидание,

Мне очень скучно без тебя

Ты успокой мое страданье,

Ведь я люблю, люблю тебя!