Лявон Вольский: Праздник, который всегда с тобой

Один день из жизни культового музыканта.

«Синий микроавтобус едет по гродненской трассе в Лиду. Багажник забит инструментами, на вешалке трясется, подпрыгивая на мелких ямках, концертный костюм — красно-черные одежды с изображением «Погони» и бело-красно-белых флагов. Можно не рассматривать пассажиров салона, чтобы безошибочно понять, кому принадлежит гардероб. Эти костюмы в конце весны уже выгуливались, когда «Крамбамбуля» играла в Минске программу «Піраты Камсамольскага возера», - пишет журнал «Большой».

«Сустракайце ў госці»

«Лявон, зачем вы разместили свой огромный постер возле парка?» — саксофонист Павел Аракелян записывает диалог на видео и грозится опубликовать его в «Фейсбуке». «Не знаю! Это теракт! Не нужен мне этот ваш культ личнасци», — Вольский переходит на фирменную академическую трасянку, и следующие двадцать километров пути всех пассажиров трясет уже от смеха. «За сколько вы согласитесь выступить на инаугурации Лукашенко? А чей, в конце концов, Крым?» — вопросы сыплются из Аракеляна, как из дырявого кармана горох.

Постер, о котором шла речь, висит у входа в парк Горького и приглашает 21 сентября в Prime Hall на концерт «Крамбамбули». А пока группа едет на байкерский фестиваль в Лиду, где выступит хедлайнерами второго дня. Отправились в дорогу почти за полсуток до выступления, потому что до 16.00 надо успеть провести саундчек, а выступление намечено только на 22.40. Вольский рассказывает о планах на день: «Сначала настроим звук, потом у нас будет часов шесть перед выступлением: можно поспать, телевизор посмотреть, может, послушать еще какую группу. После концерта быстро соберемся и домой поедем».

День концерта — не самый типичный рабочий распорядок фронтмена «Крамбамбули». Обычно все происходит спокойнее и ритмичнее. Ранний подъем между восемью и девятью часами утра и решение всяких дел, справиться с которыми лучше в первой половине дня, но разве все успеешь? Работать можно даже не выходя за дверь, в домашней студии. Писать что-то, рисовать. Когда дело касается музыкальных дел, то заниматься ими лучше в Вильне.

«Люблю»

В рабочем процессе Вольского почти ничего не раздражает. Даже переезды — и те в кайф. «Я люблю быть в дороге. Это время можно тратить на что-то полезное. Ездить люблю, летать — вообще классно. Особенно американскими авиалиниями, там все время предлагают вино и разные закуски». Поздние выступления из себя тоже не выводят: «Десять вечера не так и поздно для концерта. Только не очень удобно, что между саундчеком и концертом столько времени. Но ничего, можно забуриться в нору и отсидеться там».

«Закусочная, сосисочная, чебуречная, рюмочная. Еще раз: закусочная…» — Лявон настраивает микрофоны, а на узнаваемый голос со всех сторон идут жители палаточного городка. Они бросили рядом со спальниками недоеденный шашлык, недопитое пиво и потянулись к сцене посмотреть на «Крамбамбулю». Послушать саундчек пришли с полсотни зрителей, чем немало удивили не чужого в музыкальных кругах бывшего байкера Сергея: «Вчера тут Brutto настраивались, думаешь, хоть кто-то с места сдвинулся? Никто к сцене даже не подошел!»

«Старыя хіпаны»

Сергей рассказывает, что Лидский фест — один из самых масштабных в календаре белорусских байкеров. Всего подобных событий за год в стране происходит 14–15. Скоро закрытие мотосезона, и каждый старается ловить момент. В мирской жизни большинство этих колоритных мужиков — крупные менеджеры и успешные бизнесмены. Но здесь, сняв костюм-тройку и переодевшись в кожаный жилет и берцы, оттягиваются на всю катушку. Во второй день фестиваля под Лидой тусовалось около восьми тысяч человек. Не только байкеров, но и их жен, подруг и детей, иногда — экстремально маленьких, почти грудных. Масштабный фест, как правило, не рекламируют. Кому надо, тот знает. И случайный человек в это место попадет вряд ли.

Байкеры знают расписание и приезжают без лишних напоминаний. Вход — 30 рублей, после чего три дня спокойно живешь на территории палаточного лагеря, кормишься на полевой кухне, ночуешь в спальнике, накачиваешься пенным, а вечерами слушаешь музыку и развлекаешься в конкурсах. Кто в состоянии — участвует в утреннем параде байков, остальные отсыпаются и усиленно трезвеют. Публика — сплошная визуализация брутальности: берцы, косухи, длинные волосы и бороды, тату. Шашлык и тот готовят из мясных кусков размером в два бифштекса. Подумаешь, не прожарится — будто кто-то вообще обратит на это внимание. При этом общий градус миролюбия такой, что хиппи сглотнули бы от зависти. Или нет, как знать?

«Суседзі»

Сразу за палаточным лагерем рукотворная мотостоянка участников. Она — как Флоренция, потому что музей под открытым небом. Даже у бесконечно далекого от всех байкерских примочек человека ассортимент железных коней вызывает неконтролируемое слюноотделение. Байки, общая стоимость которых при продаже значительно уменьшила бы внешний долг Беларуси, стоят ровными рядами, сверкая хромированными боками и лаская эстетические чувства посетителей. География — от моря до моря. Кроме Беларуси — вся Прибалтика, Польша, Россия и Украина.

Через два ряда деревьев от стоянки — большая сцена. Там как раз закончился саундчек «Крамбамбули». «Звук в порядке, все хорошо, но я немного волнуюсь. Кто-то вообще не волнуется, а я — всегда. Зато спать уже научился в ночь перед концертами. Раньше не мог», — Вольский рассказал бы больше про реакцию нервной системы на выступление, но отвлекается каждые пару минут.

«Я страляў у міліцыянта»

«Лявон, а можно фото? Я ваши песни с 12 лет слушаю / росла на вашей музыке / вы такой крутой, что вообще», — самый популярный запрос с обязательной личной историей при встрече с фронтменом. Не отказал ни разу ни в совместном фото (даже в темноте), ни в автографе, когда в ход шли выдранные невесть откуда клочки бумаги, майки и открытые части тела. Музыканты рядом оставались по-философски спокойны: «А чего волноваться? Звук отрегулировали, все нормально. На сцене друг друга поддержим, если что. А Лявон — да, всегда волнуется».

«Завтра приглашают выступить перед матчем «Динамо» — ЦСКА на «Минск-Арене». Кто сможет? Деньги? Почти ничего не платят. Так кто сможет?» — после саундчека группа обсуждает ближайшие планы. После вялых возражений, что «это ж ментовская команда, деньги у них быть должны», выступить согласились почти все, хотя назавтра хоккейную публику так и не разогрели.

«Работа»

Между саундчеком и выступлением времени столько, что можно еще раз сгонять из Минска в Лиду и обратно, а в перерыве сыграть концерт. Поэтому пора заглянуть на полевую кухню. Меню предлагает авторское прочтение картофельного супа, сваренного на тушенке, и макароны — опять же с тушенкой. После обеда Вольский отправляется отдохнуть. Аракелян дремать перед концертом не собирается, как раз наоборот: «Если бы в словарях были картинки, то рядом со словом «моральный» стоял бы портрет Лявона, а мой — рядом со словом «аморальный».

На часах уже двенадцатый час вечера, переодетые музыканты готовы к выходу, у сцены вдруг появляется Александр Куллинкович (он споет про «безалкагольнае піва»), но ожидание продолжается. На пульте слетели все настройки — пришлось отлаживать звук заново. Пока выступление откладывалось на неопределенное время, а горячая от алкоголя и предвкушения публика вызывала музыкантов, по другую сторону сцены юморили и травили байки. «Люблю» сыграли интуитивно, дальше звук заработал как надо. После биса, в роли которого было хоровое пение «Трох чарапах», фраза: «Ты не чакай — чаканне дастала!» — обросла новым, бытовым смыслом. Бесконечный «зал ожидания» мог бы музыкантов и выбесить, но нет — дело житейское.

«Свята крамбамбулі»

У организаторов фестиваля, как правило, к приглашенным группам есть пара простых просьб: втиснуться в отведенное время и спеть что-то известное публике. Опасений, как «Крамбамбулю» примет толпа, у Лявона не было: «До вечера они уже нормально так разогреются, так что можно не волноваться за прием». И правда. Еще за час до выступления палаточный лагерь опустел, плотно забив площадку перед сценой и окрестности. Ему было плевать, кто там наездил больше всех километров и кому вручают призы, ждали хедлайнеров. Потому что вокруг, несмотря на громкие звуки, самый настоящий пропитанный шашлычным дымом дзен, а под по-осеннему высокими звездами вживую играет много лет запрещенная в стране группа и поет о том, что «запомнім мы кавярню гэту, і пах растання і абсэнту».

И все хорошо: рядом близкие по духу люди орут уже ставшие народными песни, под которые пускайся хоть в пляс, хоть в философские рассуждения. Это момент, который хотелось бы законсервировать в банке и спрятать до худших времен, чтобы доставать в тяжкую годину и им спасаться.

Ayrilig («Растанне»)

После последних аккордов для группы концерт не заканчивается. На обратном пути смотрят записи выступления. Приходят к выводу, что все прошло классно. А то, что ударник два раза немного смазал — не страшно, почти никто не заметил. Лидерский бихевиоризм Лявона не ограничивается только сценой. Он держит ноту на протяжении всего обратного пути. И дело не только в уместном исполнении песни о тумане, пока синий «Форд» продирается через густое молоко, и беззлобном одергивании музыкантов: «Что вы там матом ругаетесь, ну?!» Когда измученные вовсе не нарзаном музыканты уснули, Вольский поддерживает боевой дух техника сцены и по совместительству водителя Вадима разговорами про путешествия.

Говорит, что Валенсия — прекрасный город, а вот Малага, Барселона и Севилья — не очень, что Париж — классный, а Детройт — крутой, туда как раз понаехало хипстеров, они город возвращают к жизни. Дайте им лет двадцать, и с Детройтом все будет зашибись…

Рабочая поездка Лявона не заканчивается, пока все музыканты не развезены по домам (и каждый первый на подъезде к дому мечтает, как сейчас примет душ и вытянется в своей постели), гонорары не выплачены и слова взаимного удовлетворения работой друг друга не высказаны. У своего дома, с двумя гитарами наперевес, он оказался в только половине пятого утра. Это был не самый типичный рабочий день Лявона Вольского, но определенно памятный.