Белорусский Форрест Гамп: Я поехал на Запад, чтобы меня научили думать

Тарас Тельковский рассказал о том, что помогло ему пробежать 500 километров за пять дней.

Пастор баптистской церкви Тарас Тельковский приобрел известность после того, как пробежал 500 километров по Минску в честь 500–летия Библии. The Village Беларусь встретился с Тарасом и побеседовал об экстремизме атеистов, смысле жизни и почему велосипедисты угрожали бегуну физической расправой.

«Я понял, что меня обманули, когда пробежал уже шесть километров»

Я всегда шучу: если ты вырос в Серебрянке, то учишься бегать с шести лет, чтобы выжить в этих каменных джунглях. Сейчас там, конечно, все по-другому. Одно время в Серебрянке селили вместе бывших зеков и военных. Власти думали, что при таком коктейле военные смогут положительно повлиять на этих бывших зеков, и получится здоровое общество. В итоге и те, и те сбухались, и непонятно, кто на кого как повлиял. Этот пример показывает, что советская идеология не работала.

В шестом классе тренер пригласил меня в секцию по футболу. Но это не было занятие по футболу. Я понял, что меня обманули, когда уже пробежал шесть километров. И спустя три месяца занятий мы приходили, бегали, и только под конец тренировки тренер давал нам мяч, чтобы мы могли чуть-чуть поиграть.

Сектантские методы у всех одинаковые — обещают одно, получаешь другое. К сожалению, верующие люди порой используют такие же методы. Приглашают тебя на какое-то мероприятие, ты пришел, и тут — бах! — на тебя выливают систематическое богословие. И ты сидишь в шоке и не понимаешь, что происходит. Я критикую верующих людей за это. Такие методы только бесчестят нашу церковь и наше центральное послание, они показывают, что вера — это дешевка, которую надо завернуть в красивую обертку концерта, красивой музыки, вечерних игр, бесплатных конфет, общения, чтобы как-то продать. И это сектантские методы. Я даже иногда называю своих же верующих сектантами.

Я пришел в веру самостоятельно. Помню, у меня был активный диалог с одним близким мне человеком, успешным во многих сферах жизни. И он был пьяницей, и остается им до сих пор. Однажды этот человек сказал, что у него в жизни нет ничего интересного, и алкоголь стал хорошим побегом от реальности. И я решил, что церковь поможет мне ответить на мои экзистенциональные вопросы. Дело в том, что в 16 лет я начал задаваться вопросами вроде «кто мы такие?», «зачем мы здесь находимся?», «в чем смысл моей жизни?» — такой загонный период жизни бывает у всех. И начал ходить в церковь, читать Новый Завет. Ничего в нем не понимал, для меня это было частью ритуала, но я хотя бы начал молиться постоянно.

Поначалу я ходил в православную церковь, но для меня вопрос «к какой вере ты принадлежишь», немного иррелевантен. Ведь «христианин» очень просто расшифровывается — это последователь учения Христа. Но, к сожалению, за две тысячи лет произошло такое количество надстроек церковными иерархиями, традициями, суевериями и толкованиями людей, что само это понятие потеряло свою изначальную ценность. Сейчас я разделяю взгляды Мартина Лютера.

Когда я начал читать Библию, то был восхищен ее посланием. Оно настолько отличалось от того, что я слышал от родителей, учителей в школе, колледже, культуры, в которой я жил, что это была совершенно другая философия, модель жизни. И в какой-то момент я понял, что многого достиг. У меня была девушка, я стал более-менее успешным спортсменом, который выиграл чемпионат Беларуси среди юниоров, у меня имелись какие-то финансы. Но при этом внутри был вакуум. И мне стало интересно, как так получается. Вроде я уже получил относительно много, но тем не менее во мне пустота. И тогда я начал молиться.

«Я поехал на Запад, чтобы меня научили думать»

В один момент я решил отправиться учиться в Лондон в Библейскую семинарию. Почему именно Лондон? Дело в том, что у нас богословная мысль находилась в стагнации. В Советском Союзе верующим людям не давали получать образование, чтобы они не приобрели влияния. Это была часть идеологии со стороны советской партии: ты не получаешь высшее образование, значит, не будешь учителем, политиком, чиновником, а станешь, в лучшем случае, обычным работягой, и уровень твоего влияния будет ограничен.

На Западе же была абсолютная свобода, открывались хорошие богословские семинарии. Оксфорд и Кембридж изначально предназначались, чтобы воспитывать христианских миссионеров. Западное и вообще современное образование должно во многом благодарить христианство. Мартин Лютер был первым, кто инициировал повсеместное образование, поскольку именно католическая церковь хотела держать образование и, соответственно, власть только для священства. А при каждой кальвинистской или лютеранской церкви открывались типографии, школы, также Реформация способствовала созданию первых университетов. Поэтому образование родилось во многом благодаря религии. А секуляристы потом, после эпохи Просвещения, узурпировали это: «Образование всегда принадлежало нам». Нет, это нечестная риторика, которая идет в современном обществе со стороны светских людей.

Современный секуляризм становится очень фанатичным и экстремистским, чего сам не замечает. Он начинает запрещать другим всякий плюрализм мнений: «Все должно быть по нашему разумению», в то время как научное сообщество не обладает полнотой знания. Эта претензия на абсолют со стороны секуляристов меня напрягает. Они сами не замечают бревна в своем глазу, обвиняя православного священника из России в том, что он защитил научную работу — диссертацию по теологии. Однако религиозный фундаментализм меня напрягает не меньше. Вообще, христианская догматика должна приводить к глубокому смирению, а не к экстремизму.

Я поехал на Запад, потому что не хотел, чтобы меня, условно говоря, били здесь палкой по голове. Я хотел, чтобы меня научили думать, и знал, что английская школа богословия очень сильная. С языком не было проблем. Еще когда я занимался бегом, мне пришло приглашение из университета в США, State University of Iowa, и тогда я начал активно учить английский язык. Но потом у меня поменялись приоритеты в жизни, и я уже не захотел ехать в Айову.

Что касается финансов, то я нашел разные фонды, которые занимаются поддержкой иностранных студентов. И с миру по нитке собрал средства, чтобы оплатить зарубежное образование, в том числе получил разные гранты, которые частично погасили мне проживание. Один фонд оплатил мне обучение, и еще я работал в Лондоне в церкви.

Учился я прямо в центре, в 40 секундах ходьба от Лондонского моста, в районе Borough High Street, где ребят ножами порезали. А жил на юге Лондона возле Кингстона. Образование строилось по программам: часть систематического богословия, часть исторического, экспозиционная проповедь — это когда ты зачитываешь отрывок и стараешься понять, что автор хотел донести, что это значило для первых слушателей и что значит для нас сейчас.

В Лондоне основной вид транспорта — велосипед. Например, даже пастор в моей церкви, почти каждый день ехал на велосипеде семь километров до офиса, и семь обратно. Что говорить — бывший мэр Лондона Борис Джонсон постоянно гонял на велосипеде! Кроме того, там другая культура — заботиться о своем физическом теле, чтобы дольше прожить. Они этакие западные материалисты-гедонисты, которые обеспокоены тем, чтобы их физическое тело прослужило им подольше. Знаете, как в древнем мире, когда люди поклонялись телу, устраивали Олимпийские игры и чтили античных божеств, представляющих физическую силу. И на самом деле здесь ничего не изменилось. Мы сейчас точно так же поклоняемся физической красоте, словно Артемиде, и готовы приносить в жертву физическому телу свое время, здоровье, деньги, эмоции.

Все вещи нейтральны сами по себе: секс, алкоголь, наркотики. То, что делает их злыми, так это отношение человека. И когда человек возводит что-то в ранг абсолюта: «Я живу только ради этого» — данный предмет становится идолом и разрушением. Я лично люблю спорт и воспринимаю его как дар, но не возвожу в абсолютный ранг. Для меня смысл жизни не в спорте. Я благодарен богу за то, он дал мне возможность бегать, и радуюсь каждый раз, когда бегу и получаю дозу эндорфинов и хорошее физическое самочувствие. Но если у меня заберут спорт, надеюсь, я останусь счастливым человеком и не захочу спрыгнуть с моста. Люди абсолютизируют семью, карьеру, спорт, и как только их у него забирают, они теряют всяческий смысл жизни. И это показывает, что мы, как и древние люди, просто поклоняемся своим маленьким идолам.

Мою веру невозможно забрать, но да, христианство составляет для меня абсолютный смысл жизни. Если его забрать, все будет бессмысленно, что вполне закономерно. Потому что если бога нет, значит, Ницше был во всем прав. Чем мне нравится Ницше — он самый последовательный атеист, как и Сартр, как и Камю. Обожаю этих философов — мне очень импонирует их атеизм, в отличие от белорусского.

Белорусские атеисты не делают практические выводы из своего атеизма. Ницше знал, что если атеизм прав, то человеческая жизнь не имеет значимости, задач и целей. Ты вышел из ниоткуда и идешь в никуда, и в этом промежутке твоя жизнь не обладает никакой ценностью. Как сказал Альберт Камю в своем труде «Сизифов камень», мы все закатываем в огромную гору камень, который скатится однажды вниз. И каждый день ты начинаешь работу с начала, пытаясь обмануть себя, будто твоя жизнь обладает значимостью. И каждому неверующему нужно признать, что если христианство не право, то в жизни нет смысла, все остальное только иллюзия и самообман. Как говорил Бертран Рассел: «Моим верным спутником по жизни должно быть только отчаяние». И большинство атеистов в Беларуси, я думаю, счастливы и наслаждаются какими-то моментами жизни потому, что они непоследовательны.

Для меня христианская вера — наиболее интеллектуально состоятельная мировоззренческая позиция на рынке идей. Я потратил много времени на изучение взглядов секуляристов, агностиков, буддистов, мусульман, сикхов и так далее. Причем не поверхностно — я изучал их философию и вижу практические выводы из их мировоззрения и возникающие рациональные проблемы. И я не готов принять их мировоззренческую позицию по рациональным побуждениям.

Два года я проучился в Лондоне очно, а потом взял курс и учился два года дистанционно, летал на сессии из Беларуси. Мне предлагали остаться в Великобритании работать, но я решил вернуться и вложиться в эту страну, потому что верю в ее потенциал. Библия однажды радикально изменила наше общество 500 лет назад, и я верю, что если такой прецедент был в прошлом, то до какой-то степени он может повториться. Кроме того, я не хотел провести свою жизнь как обычный гедонист, в поисках земных утешений, и поместить свой зад в максимально комфортное, теплое место. Мне не очень импонирует такая жизнь.

«Некоторые велосипедисты начали мне угрожать»

Мы вообще уникальная страна — перевели самую популярную книгу в истории человечества на национальный язык раньше, чем она была переведена на топовые языки, немецкий и английский. Я думаю, что Николай Радзивилл Черный больше повлиял на развитие Реформации, чем Скорина. Но просто нельзя было приурочить пробег к Николаю Радзивиллу Черному.

Я говорил со многими людьми, и оказалось, что даже верующие не до конца читали Библию. И большинство белорусов критикуют карикатурное христианство. Но как можно критиковать веру, о которой ты ничего не знаешь? Для меня это пошло и нечестно. Следует понять хотя бы концептуальные основы.

Беларусы любят повторять: «Наука доказала, что бога нет». Я обожаю этот аргумент. Для меня большего интеллектуального нонсенса нет. Какая наука доказала? Социология? Проктология? Астрология? И я хотел бы сказать белорусам как адвокат христианской веры — почитайте Библию, по крайней мере, ознакомьтесь с основами. Я убежден, что невозможно понять современный мир и современного человека, если не знать хотя бы основы христианства.

Я хотел сделать что-то сумасшедшее, чтобы привлечь внимание и убедить людей прочесть Библию. Поначалу я решил бежать по знаковым для Беларуси местам Реформации — первоначальный маршрут пролегал через Полоцк, красивые места. Но тогда люди не смогли бы присоединиться ко мне. Представьте, вы бы захотели поговорить со мной, а я в Столбцах. Поехали бы? Вряд ли. Я же хотел, чтобы люди могли со мной пообщаться. Но это не всегда получалось, если я был чересчур усталый.

В Минске мне самому не понравилась идея бегать по дорожке, а велосипедистам она не понравилась еще больше. Я получал грозные сообщения в Strava, где записывался мой забег: некоторые велосипедисты начали угрожать, что «завтра ты получишь…». Но идея состояла в том, чтобы люди могли присоединиться, и потому именно такой маршрут.

Бежавшие рядом люди задавали много разных вопросов. Некоторые спрашивали о спорте, другие — о моем большом послании. Были те, которых интересовало, почему я так вдохновлен Писанием, потому что для многих вопрос мотивации — большой вопрос. Они видят, что человек замотивирован пять дней терпеть боль ради чего-то, и их интересовало, что же там такого? Еще спрашивали, что я думаю насчет других религий, науки.

Нет, никакой поддержки от официальных сообществ легкой атлетики не было. Справедливости ради — я с ними и не консультировался, это была сугубо моя инициатива. Но вряд ли кто согласился бы подписаться под такой проект, потому что я говорю о христианстве и вере, а это табуированная тема в обществе. Я же говорю — современный секуляризм становится очень экстремистским. Сейчас очень узкий список тем, на которые можно говорить, очень жесткий фильтр. И для меня это нонсенс, потому что вопросы вечности — самые важные вопросы жизни. Для меня нет никакой последовательности в вопросах гуманизма. Если нет единого универсального гаранта, который выставляет абсолютные моральные ценности, тогда права человека лишь вопрос вкусов, предпочтений и мнений. Если я более физически сильный и развитый примат, зачем мне беспокоиться о благе общества? Тем более что мои предки выжили благодаря тому, что убивали слабейших.

«На финише меня встречали сотрудники КГБ»

Сразу по окончании забега стопа раздулась, сейчас потихоньку приходит в норму. Из последствий — у меня распухшие, воспаленные связки на стопе, воспаленные четырехглавые мышцы на бедре, ожог от заморозки, а так все в порядке. Но все пройдет, на мне как на собаке заживает. Суставы на удивление целые, только связки воспалились. Но тут и невозможно натренировать связки для подобного забега. Мне даже ультрамарафонцы говорили, что я сумасшедший. Профессиональные марафонцы бегают два марафона в году, потому что восстановление занимает долгое время, с учетом, что нагрузка всего 2,5 часа. А я бежал два с половиной марафона пять дней подряд.

На финише меня встречало много людей, как, впрочем, и сотрудников КГБ. Думаю, они там были, это все-таки несанкционированная массовая встреча. Что я тогда почувствовал? Я был очень уставший, но радовался, что все закончилось, и благодарил бога за то, что он дал мне добежать до конца. Потому что было бы странно: 500 лет со дня перевода Библии Франциска Скорины, а парень пробежал всего 240 километров. Где корреляция?

Мы все любим хеппи-энды, включая и меня. И на финише я радовался тому, что люди пришли поддержать и искренне порадоваться за другого человека. Для меня это был коллективный успех. Не хочу сказать, что я сделал это в одиночку — была команда, которая помогала создавать ажиотаж, парень, снявший видео. Очень помогла школа бега IRUN — они вели трансляцию, решали вопросы с питанием, а когда у меня спазмировало мышцу, проткнули ее, чтобы снять боль. И я рад, что вышла такая коллективная движуха. Это наша общая победа.