Белоруску, которая 17 лет прожила в Молдове, выселят из общежития в никуда

Девушка вернулась на родину и оказалась ненужной.

«Вопрос с жильем не решился. На очередь нуждающихся поставили лишь на общих основаниях, 17-тысячной. Разве дождусь этого жилья? — плачет Ольга Романович.

Девушка приехала в редакцию tut.by, чтобы рассказать, как на самом деле живет после возвращения из Молдовы в Минск. — Ведь мне уже через пару недель негде будет жить: закончу колледж, и выселят из общежития. Здесь я никому не нужна, и в Молдове — тоже».

История Ольги Романович в 2014 году стала резонансной. Писали, что в четыре года девочку украли цыгане и продали ее в другую семью за пару золотых сережек, а через семнадцать лет она вернулась в родной Минск. О том, как все было на самом деле, журналистам рассказала Светлана Владимировна (имя изменено. — Прим. TUT.BY), которая преподавала девушке русский язык, и сама Ольга Романович.

Мать сама отдала девочку цыганам

После возвращения Ольги из Молдовы Светлана Владимировна учила ее русскому языку.

— Она приехала в Минск без языка, образования, с чемоданом шмоток. Все ее приданое — юбки в огромные цветы. Первый язык, на котором Ольга думала, был цыганский. Это язык обихода. Второй — румынский, практически один и тот же язык. И третий, который она понимала, но не говорила на нем, был русский. Мне надо было поменять их местами, нужно было вывести русский язык на первую позицию и увести в тень остальные. При этом я ей объясняла, что не надо терять цыганский: он не письменный, его можно изучить лишь тогда, когда живешь в среде цыган. А они достаточно закрытые. Ольга прожила там семнадцать лет и говорит на молдавско-цыганском диалекте. В Минске ей потребовалось много времени, чтобы выучить русский. Но Ольга оказалась на редкость добросовестной, готовилась поступать в колледж…

За два года, что прошли за изучением языка, Светлана Владимировна привязалась к девушке. Говорит, что не может равнодушно относиться к тому, как складывается ее жизнь.

— Вы только представьте себе, что ребенка, которого мать увезла в чужую страну, не искали семнадцать лет! Ни местный отдел образования — есть же всеобуч, ни медики, которые по графику делают прививки малышам. Я связывалась с семьей, где Ольга провела так много лет, знаю, что к ней там относились, как к родной. Правда, все изменилось после одного обстоятельства.

Светлана Владимировна делает акцент на том, что история, озвученная ранее в СМИ, не совсем верная. Особенно в том, что девочку украли.

— Никто не крал — мать сама ее отдала, — рассказывает женщина и возвращается к прошлому девушки. — Ольга родилась в деревне Цна. Родители были пьющие. Мать девочки уже тогда была признана недееспособной, имела особенности в поведении. В какой-то момент она познакомилась с цыганкой и решила ехать в Молдову на заработки. Ольгу, которой было три с половиной годика, взяла с собой.

Лето, жарко, ребенок в поезде плачет. Цыганка-попутчица предложила отдать малышку в семью, которая очень хочет девочку. Мать согласилась: на заработки же едет, ребенок будет мешать. Именно с согласия матери цыганка-попутчица отвела девочку в цыганскую семью Виоары Черарь, по рассказам которой за ребенка было заплачено парой золотых сережек.

По возрасту Виоара годилась девочке в бабушки, поэтому опеку над ребенком попросила оформить своего сына Игоря. Позже Ольге купили документы на имя Марии Прейды.

Сама Ольга о первых годах жизни в Молдове помнит немного:

— Запомнила только, что я не Мария, а Оля. Всем это говорила и не отзывалась на Марию даже в школе. Позже стала замечать, что я отличаюсь от остальных ребят. В школе часто подтрунивали надо мной из-за светлых волос.

Виоара переживала за девочку, даже устраивала разборки в школе, если Ольгу-Марию обижали.

— В пригороде города Сороки, где жила Ольга в цыганской диаспоре, девочке твердили, что она не цыганка. В школе же, несмотря на цвет волос, были уверены, что Ольга — цыганка, потому что приходила из района, где жила диаспора. И вот на протяжении семнадцати лет она жила в состоянии «цыганка — не цыганка». Виоара научила Ольгу великолепно вести хозяйство, готовить, — рассказала Светлана Владимировна.

Жизнь Ольги изменилась после смерти Виоары. Девушка досмотрела Виоару до самой смерти, а когда ее не стало, осознала, что вместе с ней потеряла опору в жизни.

— Умирая, Виоара просила меня не оставлять папу (сына Виоары Игоря, который взял опеку над девочкой. — Прим. TUT.BY), но я уже понимала, что обещать ей этого не могу. Я уже знала, что неродная им, и хотела выяснить, кто я, откуда. Поэтому и пошла в полицию.

В это время спохватились и в Минске, когда четвертого ребенка биологической матери Ольги оформляли для усыновления. Тогда и выяснилось, что у женщины, кроме троих сыновей, была еще и девочка.

«Снова села за парту в 21 год»

Ольга не раз задавалась вопросом, почему ее не искали родные. С матери девушка снимает ответственность, зная, насколько та больна. Женщина сейчас живет в вагончике возле своего развалившегося дома в Цне, ни с кем не общается. Отец изначально был равнодушен к девочке, не принимал участия в ее воспитании, за что был лишен родительских прав. Родная тетя Ольги, которая построилась на одном участке с ее матерью, объяснила свое бездействие тем, что «была тогда молодой».

Дом матери Ольги в Цне, который признан непригодным для проживания

Ольга же ехала в Минск с надеждой, что вернется в семью, где будет кому-то нужна.

Веру в счастливый исход внушал и офицер полиции Валерий Рогожинэ, который сопровождал Ольгу из Молдовы.

— Помню, как неловко мне было ехать с офицером полиции в одном купе. Он обещал все устроить, говорил, что вот вернусь, и мне помогут. Валерий позвонил моей тете, что живет в Цне, попросил, чтобы та приняла меня у себя. Правда, там я прожила всего дня три: тетя позвонила Валерию, сказала, что еще неизвестно, кто я такая, и попросила забрать меня обратно. Тогда Валерий договорился с кем-то, чтобы я пару дней пожила на квартире МВД, потом жила еще в убежище, потом — в Красном Кресте. Валерий настаивал, чтобы мне дали паспорт на имя Ольги Романович…

Паспорт девушке дали, но вот жилищный вопрос никак не решался. Дом матери в Цне был ветхим — обычная деревенская хата, в которой провалился пол и прогнил потолок. Выручила Наталья, которая воспитывает двух братьев Ольги. Женщина забрала девушку к себе в детский дом семейного типа. Там Ольга жила два года, учила русский язык и собиралась поступать в медучилище.

Ольга понимала: детский дом — всего лишь временное решение проблемы, с которой она столкнулась не по своей воле. Чтобы восстановить справедливость, девушка через суд пыталась добиться статуса, как у братьев, — «ребенка, оставшегося без попечительства родителей». Этот статус помог бы девушке выжить в ситуации, когда нет ни жилья, ни настоящих родственных связей.

Статуса Ольга не добилась. В суде, по ее словам, никто не вник в ситуацию, которая была и остается уникальной. Решение суда основывалось на том, что Ольга упустила срок обращения — ей уже был 21 год. По закону все верно, но ведь ситуация Романович действительно нестандартная и требует такого же подхода.

— Если бы мне дали этот статус с учетом ситуации, то у меня была бы хоть какая-то надежда на то, что государство даст мне жилье. А так я снова окажусь на улице с пропиской на Ваупшасова.

Предвидя это, Ольга и обратилась в райисполком Советского района с просьбой поставить ее в очередь на жилье. При этом девушка все же рассчитывала на социальную очередь. Но получила отказ еще и потому, что не могла подтвердить факт проживания в Минске последние десять лет.

— Пришлось обращаться в прокуратуру, потому что поняла, что никто не будет разбираться в моей истории. Прокуратура установила все обстоятельства, в том числе и то, что дом матери находится в аварийном состоянии. Через суд меня туда прописали. До этого, с 2014 по 2017 год, была прописана на Ваупшасова. Все это и послужило основанием для постановки на учет нуждающихся. Но я не думала, что это будет общая очередь, в которой я окажусь 17-тысячной!

В начале июня Ольга закончит колледж, получит диплом парикмахера-визажиста. Последний год она жила в общежитии, место в котором предоставила директор учебного заведения.

— Илона Анатольевна Чак очень меня поддержала, когда дала комнату в общежитии, иначе не знаю, где бы я жила, — рассказывает Ольга. — В колледж я поступила спустя пять лет после окончания девятого класса и, признаюсь, сесть за одну парту с 14-летними было тяжело. Сейчас, конечно, на это смотрю уже проще.

Ольга признается, что переживать жизненные трудности ей помогает преподаватель русского языка Светлана Владимировна. Преподаватель не скрывает симпатии к девушке: в смартфоне женщины множество снимков Ольги и «ленты» переписки с ней.

— Ольга проходит практику в парикмахерской. Деньги зарабатывает небольшие, живет без излишеств. Когда приходит к нам, стараемся с мужем ее накормить. Знаю, что в общежитии негде даже белье постирать, поэтому предлагаю стирать у меня. Но через несколько недель и общежитие она теряет. Ольга уже прошла через все суды, ей даже слова не дали сказать. Во многом Ольге помогала Зинаида Воробьева, заведующая сектором охраны детства Мингорисполкома. Зинаида Васильевна помогала правильно составить документы, в чем мы с Ольгой были не сильны.

Жалко, что добиться справедливости не удалось: хотелось, чтобы девушке дали тот же социальный статус, что и ее родным братьям. Тогда она могла бы рассчитывать на помощь государства. Больше у нее никого нет.

«Случай исключительный. Ольге надо попасть на прием к тому, кто принимает решения»

Официально историю с Ольгой TUT.BY пока не прокомментировали. В то же время источник, знакомый с ситуацией, рассказал, что может помочь Ольге:

«По ее делу два года велась работа. Был и суд в Кишиневе, и помощь прокуратуры Минска. У Ольги Романович — исключительный случай. Все, кто занимался решением ее вопроса, действовали в соответствии с законом, а не потому что не хотели принимать решения. Закон не предусматривает такие исключительные случаи. Решить проблему можно, только если Ольга попадет на прием к кому-то, кто принимает решения. Есть выездные встречи Администрации президента и Совмина. Ольге надо приехать со всеми документами и рассказать о своей проблеме — и вопрос будет решен. Просто ее история, возможно, еще не дошла до людей, которые могут принять такие решения в виде исключения».