Невозможное возможно

Мысли о «хаосе» и «стабильности» на фоне восточного соседа.

У меня есть персональный ночной кошмар — проснуться в 2013 году. Смог бы я что‑то изменить?

Я буду заранее знать, что случится дальше. Янукович не подпишет Ассоциацию с ЕС. Побьют студентов. Начнется Майдан. Штурмы, коктейли Молотова, Грушевского. Снайперы, Небесная сотня, бегство президента.

Аннексия Крыма. Блокада военных частей. Захват кораблей. Мои бывшие друзья принимают новые присяги. Мои будущие друзья уезжают на материк. Армия задумчиво глядит на свои танки, пытаясь понять, могут ли они ездить и стрелять.

Затем Донбасс. Гиркин. Добровольческие батальоны. Мартирологи растут, и мы уже не запоминаем имена. В августе боевики сбивают боинг. Следом — Иловайск. Первые Минские соглашения.

Затем снова бои. Дебальцево. Вторые Минские соглашения. Россия рассказывает о радиоактивном пепле и снегирях. Художественные фильмы проигрывают лентам новостей по драматургии.

Я все это буду знать летом 2013‑го. Но что я сделаю с этим знанием? А главное — кто мне поверит? На фразе «а экс-президент Грузии возглавит Одесскую область» мои знакомые вызовут скорую.

Устаревает все. И речь сейчас не только о домайданной Украине

Единственное, что я смогу сделать шесть лет назад, это купить доллары по восемь.

Мы слишком долго находимся внутри событий. Слишком сильно погружены в контекст. Настолько давно, что перестаем замечать перемены. Ритуально повторяем «ничего не меняется» и привыкаем в это верить. Хотя наша реальность полностью отличается от всего того, чем мы жили еще шесть лет назад.

Даже герои нашего недавнего прошлого уже перестали ими быть. Хотя когда‑то казались незыблемыми и неприкосновенными. Попробуйте рассказать кому‑то в мае 2016‑го о том, что через два года Надежду Савченко арестует СБУ за подготовку теракта. Или поведайте в 2015‑м о том, как сложится судьба и карьера Михаила Саакашвили. Или посулите Юлии Тимошенко политический ренессанс после разгромного поражения на выборах в 2014‑м.

Наша реальность беспрерывно тасует колоду событий. Герои становятся злодеями. Маргиналы — трендмейкерами. А понятие нормы утратило привычную словарную железобетонность.

Устаревает все. И речь сейчас не только о домайданной Украине. Попробуйте представить, что вы проснулись в сентябре 2016‑го. И рассказываете друзьям о том, что их ждет спустя три года. Когда вы наконец найдете телевизионный пульт и покажете им будущего президента — какую реакцию вы получите? И как скоро под подъездом окажется все та же скорая?

А вот российская реальность забетонирована. Персонажи не меняются десятилетиями. Архив любого издания пестрит хорошо известными фамилиями. В украинской же реальности никто не может рассчитывать на долгожительство. Народная любовь переменчива, и тот, кто оседлал ее сегодня, никогда не может быть уверен в собственных перспективах. Но именно российская стабильность дарит Украине то, что может хоть в какой‑то мере претендовать на преемственность, — угрозы и риски.

Кремль стабилен, неизменен и последователен. Равно как и его стремление вернуть Украину в формат буфера и серой зоны. И с этим вынужден считаться любой новый украинский политик, какими бы ни были его первоначальные иллюзии. Потому что первые же переговоры с Москвой обнаруживают простую истину. Мир не наступает не потому, что из Киева приезжают плохие переговорщики. Он не наступает потому, что они приезжают договариваться.

А Кремль ждет не переговоров. Он хочет обсуждать условия сдачи. Его стратегия озвучена давно и заключается в стремлении переиграть 1991 год. Год, который для Украины стал точкой отсчета, для российского президента — лишь дата «главной геополитической катастрофы ХХ века». А украинская независимость — это следствие этой катастрофы. Переиграть первое можно, лишь обнулив второе.

Российская последовательность перековывает любого, кто оказался на Банковой. Приводит его к пониманию того, что уступки недостаточны, а компромиссы половинчаты. Как только проходит период розовых очков, каждый новый украинский президент становится для Кремля националистом и радикалом. Лишь потому, что отказывается переносить столицу Украины в Москву.

Украинский избиратель может тасовать политическую колоду, выдавать мандат доверия и лишать его. Но отечественная турбулентность балансируется благодаря нашему соседу. Который последователен, злопамятен и не испытывает сантиментов. Именно эти его качества упорядочивают украинский хаос, заставляя политиков в Киеве становиться ястребами. Даже если поначалу они обещали быть голубями.

Единственное исключение — когда к власти в Украине приходят неукраинские политики. Но тогда их карьера заканчивается в Ростове.

Павел Казарин, «Новое время»