Блогер революции
Падение Чаушеску в личных воспоминаниях.
Мариус Миок – писатель, революционер, блогер. Бухарестские газеты Evenimentul Zilei и Adevarul называют его "одним из самых осведомлённых специалистов по истории румынской революции 1989 года" и "самым крупным документалистом революции". Работа в агентстве по недвижимости даёт Миоку средства на жизнь. Изучение фактов революции, 30-летие которой отмечают сейчас в Румынии, – его вторая профессия, сообщает Радио Свобода.
В начале 1990-х годов, когда интернета еще не было, Мариус публиковал свои расследования в бумажной прессе и в виде небольших книг, которые позднее дополнялись и переиздавались. Его приглашали на телевидение. В 2008 году он открыл Блог Мариуса Миока. В конце 2019 года счётчик блога показывает 3,3 миллиона заходов.
– Что привело вас к блогерству?
– Бесконечное враньё власти. Сначала мы жили среди вранья, которым нас ежедневно кормил Николае Чаушеску, его пресса и телевидение. После революции враньё стало средством самозащиты бывших соратников Чаушеску, захвативших власть.
Как развивались события
Румынская революция 1989 года началась 16 декабря в городе Тимишоара на западе страны. Горожане собрались у реформатской церкви, чтобы поддержать своего пастора Ласло Тёкеша – власти пытались выслать его из города. В считаные часы протест перерос в восстание против правления Чаушеску. Диктатор приказал войскам стрелять, но число протестующих лишь росло.
21 декабря власть зашаталась в Бухаресте.
22 декабря Чаушеску с женой и ближайшими соратниками улетел на вертолёте с митинга в Бухаресте, который сам созвал в свою поддержку и который обернулся многотысячным скандированием "Долой!". Через несколько часов Николае и Елена Чаушеску были пойманы и взяты под стражу.
25 декабря по приговору чрезвычайного военного трибунала 71-летний Николае Чаушеску и 70-летняя Елена Чаушеску были расстреляны.
С начала революции в Тимишоаре до победного восстания в Бухаресте, за пять дней, были убиты, по разным данным, от 150 до 300 человек. После задержания диктатора и до его расстрела – погибших было в три раза больше, примерно 800. Всего раненых – более 4 тысяч. Кто стрелял в демонстрантов после падения диктатуры, долгое время оставалось одной из так называемых загадок революции.
В 1989 году Мариусу Миоку был 21 год. Милиция арестовала его в первые часы Тимишоарского восстания, в ночь с 16 на 17 декабря 1989 года. Спустя пять дней, когда Миока и нескольких других арестованных перевозили в автозаке по городу, кто-то снаружи открыл дверь. На улицах было шумно, люди казались необычно возбужденными. Мариус спрыгнул на мостовую и добежал до первого двора, где какие-то старушки, замерев, слушали радио. Спросил: "Чаушеску свергнут?" – старушки закивали. В соседнем дворе люди тоже слушали радио, оно вещало: "Диктатура пала! Народ – победил!"
– Когда для вас началась революция?
– 16 декабря. В тот вечер я ехал на дискотеку в дом студентов. Из трамвая увидел, что у дома, где жил Ласло Тёкеш, собрались люди. Решил сойти и посмотреть, что происходит. Обстановка была уже напряженная, конец года, в соседних странах коммунисты уже потеряли или как раз теряли власть. В городе нарастало недовольство, ни от кого из друзей или знакомых я не слышал ни одного доброго слова о Чаушеску. Тянуло участвовать в переменах, влиять на события. В тот день вечером еще было сравнительно спокойно. Люди стояли с зажжёнными свечами у дома Тёкеша, чтобы поддержать его в дни, когда власти пытались выселить его и перевести в другой город. Звучала венгерская и румынская речь.
Ласло Тёкеш
Пастор реформатской церкви в Тимишоаре, трансильванский венгр. Выступал за ненасильственное сопротивление планам "систематизации" – переустройства сёл на "социалистический" лад: урбанизация, переделка земельного фонда, нарушение традиционного уклада жизни крестьян разных национальностей. Ласло Тёкеш стал заметной фигурой румынской революции, позднее избирался депутатом Европейского парламента
– Сколько народу там собралось?
– Когда я там оказался, было, возможно, человек двести, точно не скажу. В то время я не слишком понимал, что именно происходит у дома Тёкеша, не имел никакого отношения к его церкви, не был знаком с ним лично. Знал только, что он венгерский священник, что власти хотят его выселить из дома и за него заступаются его прихожане. Но одновременно я чувствовал, что назревает какое-то событие. Наверное, и другие собравшиеся думали примерно то же самое, надеялись, как и я, что вот-вот что-то произойдёт.
– Вы слышали призывы "Долой Чаушеску»?
– Не только слышал, но и сам их выкрикивал. Знаете, когда начинается движение, оно тебя захватывает как волна. Это чувство, это желание "Чаушеску долой" – оно существовало у большинства румын, но каждый боялся в одиночку его выразить. А когда ты находишься среди людей и кто-то первый осмеливается выкрикнуть "Долой!", то страх преодолеть легче. У меня даже появилось желание выступить, произнести речь... Но я не рискнул. Меня хватило только на Jos Ceausescu!, и ещё я затеял кричалку: "Завтра мы вернёмся!". "Долой Чаушеску", "Хотим свободы", "Требуем свободных выборов" – всё это будет возможно, если мы вернёмся. Не скажу, что люди сильно загорелись, реакция была жиденькой, и все-таки кто-то поддержал, сказав: "Это – начало".
Тут как раз пожарные приехали. Облили нас водой. А потом появился спецназ. Милиция встала метрах в 30, солдаты начали стучать дубинками по щитам, потом двинулись на нас. Половину вытеснили к мосту, другую – на ближайшую боковую улицу. Стало ясно, что с манифестацией покончено. Было уже поздно, к полуночи. И мы стали обсуждать, как быть дальше. Каждый помнил, что предыдущее выступление против власти, в 1987 году в Брашове, было подавлено за один день.
Хотим хлеба!
Антиправительственная забастовка на заводе грузовых автомобилей Steagul Roșu ("Красное знамя") состоялась в день местных выборов 15 декабря 1987 года. Рабочие отказались принимать урезанную вдвое зарплату (половина денег была без их согласия перечислена "на социальные выплаты). Несколько сот человек решили устроить акцию протеста. Они дождались своих сменщиков и вместе – около 4 тысяч – отправились в центр города к зданию местного комитета компартии. Протестующие скандировали "Хотим еды!", "Требуем выплаты заработанных денег!", "Хотим тепла и света!", "Хотим хлеба!". 60 зачинщиков, после двухнедельных допросов и пыток, по решению суда были высланы из Брашова.
Нельзя было допустить, чтобы и сейчас выступление ограничилось одним днём. Расходясь по домам, мы договаривались встретиться завтра. Переходя от человека к человеку, я сообщал место и время, потом кружным путем пошёл ко второй группе. По мосту уже нельзя было пройти, там стояли солдаты. Потом кто-то подсказал: иди на вокзал. Я пошёл, чтобы и там сообщать людям время и место завтрашнего выступления. Представьте себе: подходишь к незнакомым людям и говоришь, что завтра там-то и в такое-то время собирается акция недовольных. Когда я выходил с вокзала, меня схватила милиция.
После допроса в отделении меня отвезли в тюрьму, где уже было много других манифестантов. Через день снова отвезли в милицию, где допрашивали, при этом ещё и избивая. В тюрьме тоже били резиновой дубинкой по ногам, угрожали, но самый тяжёлый допрос проходил, когда меня снова привезли в милицию. Снова били. По ногам, по спине. Милиция добивалась точных сведений о тех, кто там ещё был у церкви, с кем я виделся, с кем встречался.
– Чувствовали ли вы особую жестокость?
– Нет, у меня не осталось впечатления, что допросы и избиения проводились с каким-то чрезвычайным усердием. Эти люди не были какими-то рьяными сторонниками режима. Они всего лишь выполняли приказ, без особого рвения. Им не были чужды интересы остальных румын. Они, как и все мы, дома смотрели сербское телевидение, по тем временам очень либеральное. И, думаю, они были раздражены не меньше, а может быть и больше, чем многие другие румыны.
Все понимали, что режим прогнил. Мне было ясно, что нет никакой "всенародной" поддержки Чаушеску. Хоть и писали, что на 14-м съезде РКП он был единогласно избран, это всё было брехнёй.
Карпатский гений
14-й съезд румынской компартии проходил 22–24 ноября. Тысячи делегатов приветствовали своего "карпатского гения", неустанно поднимались для долгих оваций. Через месяц никто уже не хотел вспоминать, что он был делегатом этого съезда, Чаушеску свергли, закончилась и история румынской коммунистической партии.
Сейчас говорят о всесильной секретной полиции, "секуритате", о страхе, в котором жило всё население. Это неправда. Лично я не испытывал страха, мне было жаль, как и всем нам, что мы в таком дерьме, но говорить о терроре было бы преувеличением. В Тимишоаре мы не боялись рассказывать анекдоты про Чаушеску.
– Вы были политизированны?
– Я постоянно слушал Радио Свободная Европа (Radio Europa Libera). Интересно было читать советскую прессу, выходившие в Кишинёве на румынском языке газеты и журналы. Алфавит тогда в Молдове использовался кириллический, но я быстро научился им пользоваться. На дворе уже была горбачёвская эпоха, в СССР что-то происходило. Об этом рассказывала и Europa Liberă, и это радио слушало гораздо больше народу, чем могли читать советскую прессу. Но я ещё и читал.
– Сколько человек из ваших знакомых слушали "Свободную Европу»?
– Точно не сказать. Но со всеми знакомыми и друзьями обычно обсуждалось то, что передавали по СЕ – то есть мы говорили об этом как о чем-то общеизвестном.
– Получается, что Тимишоара была более свободолюбивым городом?
– В Тимишоаре веками складывалось значительное немецкое меньшинство. У тех, кто эмигрировал в Германию, в городе оставались родственники. Между ними всегда существовали связи. Те, кто помоложе, учились в Германии, приезжали навещать своих родственников. Обмен информацией всегда был. Во-вторых, наш город стоит у границ с Сербией и Венгрией, и мы всегда смотрели венгерское и сербское телевидение. Возможно, в центральных районах Румынии, где было труднее принимать вещание из-за границы, положение было другим. Но в Тимишоаре почти на всех домах стояли антенны, чтобы смотреть сербские и венгерские телепрограммы.
– И что смотрели?
– Да всё, фильмы, музыкальные программы. Многие жители Тимишоары, если они владели только румынским, старались выучить какие-то основные слова из сербского и венгерского – лишь бы смотреть чужое телевидение. Думаю, что и партийные активисты, чиновники, милиционеры – все они тоже смотрели и слушали заграничные программы. Румынская пресса, например, не писала о том, что происходит в Советском Союзе. Конечно, о том, что в СССР новый генеральный секретарь, сообщалось. Но о том, что он начал проводить новый курс, не говорилось. Когда в ноябре 1989 года пала Берлинская стена, мы узнали об этом из новостей Венгрии и Сербии. В Румынии об этом не сказали ни слова. Румынские газеты и телевидение трубили о том, что Николае Чаушеску посетил такое-то предприятие, какие ценные указания он там давал. "Ценные указания" – официальная формулировка румынской прессы. Товарищ Чаушеску разбирался абсолютно во всём и всегда, на предприятиях любой отрасли высказывался о том, как выпускать продукции больше и "высшего качества". Этому и уделялось основное место в газетах. Зарубежные события освещались скупо. Можно было узнать о каком-нибудь военном конфликте, какую-то международную мелочовку, но о чём-то важном, как правило, не говорилось.
– И милиция, и секуритате на стремление граждан получить новости из-за рубежа смотрели сквозь пальцы?
– Конечно, они ведь тоже хотели посмотреть какое-то интересное кино! Смотрели и слушали все. И милиционеры, и сотрудники секуритате.
Я оказался на свободе только 22 декабря, в день, когда был свергнут Чаушеску. В те дни были задержаны и посажены под арест около тысячи человек. Мест в камерах не хватало. Поэтому сначала нас доставили в милицию, потом начали отправлять в тюрьму, а из тех, кто был в тюрьме, нескольких вернули на допрос в милицию, в том числе и меня. Уже потом я узнал, что 20 декабря прошла очень крупная манифестация, тысяч сто человек. И манифестанты потребовали освободить заключённых, попавших в тюрьму только за открытое выражение своего мнения. Тогда и были освобождены те, кого изолировали за тюремной решёткой. А те, кого изолировали в отделениях милиции, так и остались там.
С момента задержания со мной в одной камере в тюрьме было около 60 человек. И я приметил одного человека с явными следами побоев. И подумал, что если его били, значит – он не информатор "секуритате". Разумеется, среди сидевших кто-то точно был информатором, но не этот же! И я его попросил позвонить моим родителям и сказать, что я жив. Он позвонил, сказал, но родители всё равно беспокоились.
Днём 22 декабря я всё ещё не знал, что происходит за пределами милицейского участка. Всё время, сколько мы находились под арестом, у меня была надежда, что Чаушеску падёт. Но 22-го мы не знали, что его уже нет. И только после того, как Чаушеску бежал (а я не знал, что он бежал), у нас отобрали тюремные робы, выдали нашу одежду и посадили в автозак. Мы сидели взаперти, но через маленькое окошко увидели, как наш водитель обменивается приветствиями с людьми, ликующими на улицах, увидели флаги. Поняли: явно что-то произошло. Мы начали колотить в стенки автозака, чтобы люди на улицах нас услышали. И кто-то снаружи открыл нам дверь, а машина продолжала двигаться. Мы выпрыгнули из неё на ходу. Я только успел подумать, что теперь придётся уйти в подполье, ведь мой адрес известен, и если я пойду домой, то меня арестуют. Во дворике сидели бабки, слушали радио. И я спросил, что случилось? Мне ответили, что Чаушеску бежал. Тогда я пошёл домой.
После революции я начал писать в газеты, потому что увидел, сколько вранья публикуют о революции. Я думал, что после падения коммунизма больше не будет лжи. Но оказалось, что она никуда не делась. И я начал делать свои маленькие расследования, чтобы добраться до правды.
– А почему вы решили, что именно вы сумеете рассказать правду?
– Всё просто: мне надоело вранье. Именно: мне – лично – надоело вранье. Я прожил много лет в сплошном вранье. И теперь – оно снова воспроизводилось, пусть о другом, но это снова было враньём.
Однажды зашёл в Ассоциацию 17 декабря (это объединение раненых и родственников погибших во время революции). У меня была медицинская справка о том, что на мне были следы побоев, поэтому я смог получить статус пострадавшего и вступить в эту ассоциацию. И там я предложил: давайте ответим тем, кто не просто были членами партии, но реально участвовали в подавлении революции, а теперь пытаются представить себя героями, рассказывают неправду.
Предложил и сам же стал главным сотрудником этой группы. Тогда ещё не было интернета, только бумажная пресса, но газеты пользовались небывалым спросом. Из тех публикаций в 1994 году я собрал первый свой сборник. Дело было не в том, что правда замалчивалась, а в том, что поверх правды низвергался поток лжи. И человек, который сам не пережил те события, не смог бы в этом разобраться. А ведь есть люди, очевидцы, участники, которые живы. Они могли бы правду рассказать, но на них не обращали внимания. Затем я выпустил ещё несколько книг. С развитием интернета пришла идея, почему бы мне не сделать сайт? Сделал – и сам был поражён его неожиданным успехом.
Первым делом я раздобыл оригинальные записи и видео, сделанные в Тимишоаре в дни революции. С этих материалов и начался мой блог. Его стали читать, он стал влиятельным. И – однажды его закрыли. Был и такой опыт. В 2009-м его дважды удалили в течение одного дня. Другие блогеры выступили в мою защиту. Блог был восстановлен.
– Что сегодня преобладает в знаниях о румынской революции? Правда или ложь?
– Думаю, что всё-таки ложь преобладает. У лжецов – ясные цели. Среди них в первую очередь те, кто подавлял революцию. Они пытаются убедить остальных, что подавление и репрессии – это не их рук дело. Они даже идут дальше, пытаясь утверждать, что это именно они спасли, защитили дело революции. Манипуляторы, да ещё и имевшие доступ к прессе, делали своё дело. Тем более что были издания, которые публиковали заказные материалы. Один из самых известных примеров таких манипуляций – поток доказательств об иностранном влиянии на события в Румынии, байки о том, что огонь по участникам демонстраций против Чаушеску вели иностранные наёмники. Дескать, не армия стреляла, не милиция, а иностранные агенты. Потом было заявлено, что "секуритате" стреляла в народ. Возможно, и "секуритате". Но у госбезопасности не было танков. А танки на улицах – были. Вот и решай, кто стрелял.
Первая ложь: якобы были венгры, внедрившиеся в войска. Это была теория Чаушеску: мол, на улицах среди демонстрантов были венгерские агенты. Эта теория повторялась в прессе ещё в 90-е годы, после революции. Якобы эти проникшие в ряды манифестантов агенты стреляли в народ. Значит, не армия. Значит, не секуритате. А лишь вот эти проникшие в наши ряды иностранные агенты. Позднее, когда участники венгерских национальных ассоциаций и политических партий стали депутатами парламента, стало некрасиво говорить о таких агентах. Тогда всплыл другой миф: русские! Стали поговаривать о тысячах советских туристов, которые в дни революции якобы наводнили Румынию, и они были, разумеется, агентами КГБ. Это может показаться смешным, но книги популярных историков до сих пор отрабатывают эту версию, и у неё есть много сторонников, – говорит в интервью корреспонденту Радио Свобода румынский блогер и общественный деятель Мариус Миок.
Через тридцать лет после драматических событий революции 1989 года Румыния – член Европейского союза и НАТО. Из тоталитарной, нищей и полуголодной страны Румыния превратилась в демократическое (пусть и с очевидными трудностями роста) государство, находящееся на 52-м месте по индексу человеческого развития (для сравнения – Россия в этом списке совсем рядом, на 49-м месте), во многих отношениях дающее пример движения вперёд соседям по региону вроде Молдавии, Сербии или Болгарии. Доходы на душу населения с 1989 года в Румынии выросли в три с половиной раза раза – с 7,5 до 26,5 тысяч долларов в год. Эти данные сопоставимы с показателями России и выше, чем у Болгарии или Хорватии. Тем не менее по уровню экономического развития и благосостояния населения Румыния уступает почти всем другим странам ЕС. В Тимишоаре, историческом центре области Банат, живёт около 300 тысяч человек, это третий по величине и хозяйственной значимости город Румынии.
Новости и события в Беларуси и мире.
Пресс-центр [email protected]