75-летний патологоанатом c плакатом «Не забудем, не простим»: Впервые побывал на митинге в 1988 году

Медик Виталий Равинский неожиданно, как он сам говорит, «стал медиазвездой».

75-летний патологоанатом Виталий Равинский неожиданно, как он сам говорит, «стал медиазвездой»: фото с митинга, где он с плакатом, а за спиной военные, разлетелось по соцсетям и собрало немало комментариев. Tut.by поговорил с медиком — о работе, которой осталось меньше месяца, и протестах, которые еще тут.

Фото: tut.by

Всю жизнь в медицине

На интервью Виталий Федорович соглашается быстро. «В моем возрасте предпочитаю не откладывать», — шутит он, пока мы поднимаемся в кабинет.

23 февраля ему исполнилось 75 лет, но Виталий Федорович все еще врач Минского консультационно-диагностического центра. Называет себя «одним из мастодонтов»: среди более 400 сотрудников — с десяток тех, кто в центре со дня основания.

Виталий Федорович окончил Витебский медуниверситет в 1972 году. Был дерматовенерологом и хирургом, занялся наукой:

— Начал работать над диссертацией, но случился Афганистан. Исследования были связаны с мечеными препаратами, их получали из Америки. С эмбарго моя работа накрылась: половина сделана, а половину никак уже не доделать — нечем. Так закончилась моя научная деятельность.

Четыре года Виталий Федорович проработал заведующим отделением в кожвендиспансере.

— В перестройку у меня оказались антисоветские взгляды, так что я плюнул и ушел. Я же не знал тогда, что Советский Союз довольно быстро кончится, — подшучивает над собой медик. — Очень, очень любил дерматовенерологию, но пришлось с ней расстаться.

Виталий Федорович переквалифицировался в патологоанатома, а в 1989 году попал в Минский консультационно-диагностический центр. В лаборатории клинической патогистологии он по должности патологоанатом, по сути патогистолог.

Фото: tut.by

— Гистология значит «наука о тканях», «пато» — патология. Получается, наука о тканях, которые изменены вследствие болезни, — объясняет он. — Эндоскописты берут кусочек ткани. Потом его режут, красят. В стеклышки закладываем и смотрим, на что похоже: где кусочек опухоли, где другое заболевание. Работа спокойная, без больных и тем более умерших.

Патогистолог демонстрирует свои инструменты — микроскоп, компьютер, голова. И показывает подписанный на днях приказ:

— Вы еще меня застали, но вот, к сожалению… Кончается моя деятельность 15 октября. Руководство поменялось, а, как говорится, новая метла по-новому метет. Я не то чтобы не очень подчиняюсь, нет. Законы и инструкции уважаю, но перед начальством все-таки не очень гнусь. Как раз подходил срок окончания моего контракта — и есть право не продлить.

Спорить Виталий Федорович не намерен. Признается: наработался, почти пятьдесят лет врач. Да и занятие на пенсии есть — дача, которую построил сам.

— Дача получилась хорошая, с мансардой! Супруга Эля в основном живет там: в столице все же коронавирус гуляет. Она 30 лет отработала врачом скорой помощи. Ей тоже немало лет, но, слава богу, держимся и до сих пор очень любим друг друга. Пенсий нам хватит, у меня с надбавкой чернобыльской — в начале 1988-го 75 дней отработал на АЭС. У нас не очень большие запросы: дожить достаточно.

Пока Виталий Федорович говорит, замечаю: на стене над рабочим столом — календарь «Будзьма беларусамі!» и бумажная эмблема «ЯМЫ 97%».

Митинги и песни неуловимого Джо

Виталий Федорович помнит, когда впервые побывал на митинге: октябрь, 1988 год.

— На Комаровке выхватил взглядом объявление на столбе: приглашают на митинг, Московское кладбище. Я политикой немного интересовался, читал про тоталитаризм и репрессии, так что мы с женушкой пошли. Видели и разгон, и остальное…

Так в жизнь врача прочно вошла политика. Он стал членом БНФ и Белорусского объединения военных (как капитан медицинской службы. — Прим.). За эти годы, говорит Виталий Федорович, был почти на всех акциях. Многие потом описал в стихах, положил на музыку — есть несколько альбомов:

— Писать я стал к 40 годам. У меня больше 250 песен: из них оппозиции посвящено около пятидесяти, а остальные — о жизни, любви и друзьях.

Включает запись: эту песню посвятил «Маршу свабоды» в 1999 году — на Первомайской застал жесткий разгон демонстрантов. Слушаем. Рассказывает, что на Плошчы в 2010-м был «до последнего, когда автозаки стали у входа». За, считай, три десятилетия активного участия в акциях задержали его один раз:

— На День воли в 1997 году я шел от площади Независимости, которая была оцеплена, к площади Якуба Коласа, где собраться было разрешено. В самом начале этого моего «шествия» меня и схватили: якобы мешал движению транспорта. Сопротивления не оказывал. Так я попал на Окрестина, где в камере на шестерых нас было 18 человек: очень интересные люди, в том числе один профессор. Нас, кстати, тогда не били, но и не кормили полтора суток. Судили на следующий день. Штраф мне дали 20 минимальных зарплат. Выплатить помогли правозащитные организации, спасибо им! Так что, считай, даже не пострадал. Конечно, после на работу пришла «телега»: разобраться с врачом, приструнить. Начмед вызвал в кабинет и пожал руку. Этим и ограничился.

Виталий Федорович шутит: он, как колобок, «уходит и от бабушки, и от дедушки, а от омоновца и подавно». Но к своему везению относится философски:

— Я просто как тот неуловимый Джо — не ловят, потому что никому не нужен. Я же не заговоренный, не зачарованный какой-то. Когда выхожу на митинг, морально готов к тому, что и по голове могут дать, и в тюрьму забрать. Знаю, что это никакая не прогулка. На то, что седины защитят, не рассчитываю — попадает и женщинам, и старикам с палкой. Ян Гриб в 2017-м старше меня был, но это омоновцам не помешало. У Яна седин даже побольше было, а я в свои 75 все-таки молодо выгляжу. На 74 или 73, не больше, — улыбается доктор.

К 2020-му на акции он стал ходить реже. Казалось, что активность снижается.

— Новая молодежь не очень на политику была падкой, мы оставались разве что поддерживать угли этого костра. И вдруг из того, что случилось с Тихановским, такое пламя разгорелось!

«Случайно попал в медиазвезды»

Далеко за примерами ходить не надо: дочь Виталия Федоровича (ей 48 лет) политикой раньше не особо увлекалась, но в этом году не смогла остаться в стороне. И она, и старшая внучка (ей 29 лет) подписались за альтернативных кандидатов. Виталий Федорович поставил свою подпись за Бабарико. Стоял в очереди в ЦИК с жалобой. На митинге-концерте на Бангалор побывал с супругой.

9 августа голосовали всей семьей. Участок — в школе, которую когда-то оканчивала дочь, а в этом году выпускницей будет младшая, 17-летняя внучка:

— После трех часов пошли, как положено: с ленточками. В бюллетени вложили листовки о том, что надо считать голоса честно, и сложили гармошкой. Вечером ждал у школы протокола — так и не увидели, зато из ожидавших схватили парня с девушкой и посадили в бус с темными стеклами.

Фото: tut.by

Август и сентябрь Виталий Федорович ходил на протесты по выходным, в будни после работы присоединялся к студенческим «цепям солидарности» у медуниверситета: с плакатами «Не смей бить», «Хватит крови», «За свободу». Из-за этих самодельных транспарантов (конструкцию придумал сам: две деревянные планки, скрепляемые винтиком в виде буквы «т» внутри файла с плакатами на две стороны) — после митинга 13 сентября на Дзержинского случайно «попал в медиазвезды»:

— На акции мы были вместе с дочкой Олей, только она с подружкой в середине колонны, а я в ее начале. Протестующих окружили омоновцы, потом и солдаты подбежали — а я оказался за двумя кольцами. Чем могу людям помочь? Хоть морально поддержать! Подошел ближе с плакатом «Не забудем, не простим». Тогда-то меня и щелкнули фотографы. Солдаты вырвали у меня плакат. Делать уже было нечего: только разводить руками и проклятья посылать.

Фото: tut.by

Когда колонну разделили нападавшие, большая часть людей перебежала через проспект, и я думал, что и дочка с ними. А она держала оборону в той самой группе, которую прижали к забору, только с другого края от меня. А я, не зная об этом и оставшись без плаката, отправился один к центру в поисках других протестантов. Но центр города был пуст: все подходы к нему были блокированы. Я же оказался в середине этого кольца, и пробиваться через него не видел смысла. Да еще на месте битвы подобрал чей-то смартфон: тот звонил каждые две минуты, не переставая, а при нем банковская карточка была. На экране надпись «Кеша» — и номер. Я пытался ответить, но не получалось: это у женушки, дочек и внучек смартфоны, а у меня — кнопочная мобилка. Со своего мобильного набрал номер на экране: «Потеряли смартфон, куда привезти?» Сказали, приедут сами, больше часа ждал — но нашлись. Передал телефон и карточку.

Пока Виталий Федорович разбирался с телефоном, то фото с плакатом опубликовали в соцсетях — подписав словами, которые он сказал журналисту «Радыё Свабода» еще на митингах у БГМУ: «Буду приходить, пока не убьют».

— Я ни в каких телеграм-каналах, фейсбуках — нигде не участвую. Хватает десятка сайтов, на которые я регулярно захожу. Фото увидела дочь, подключилась: «Это мой отец!» И понеслись ей благодарности. Старшая внучка тоже внесла поправку: дописала, что я бард и до сих пор работаю врачом, фейсбука нет, но мне все передадут. И передала — больше сотни комментариев! И все такие, что не зря прожил. Очень тронут, сумасшедшее дело!

Виталий Федорович думает так: в этом году много таких событий, которые случились с Беларусью впервые.

— Почему? Да просто количество гадостей стало таким, что… Особенно когда добавился коронавирус: этот сам виноват, что умер, тот толстый был слишком, а этому и на улицу нечего было выходить в его-то возрасте. У нас, например, несколько медиков болели в центре. Вот и получается: раньше не было, чтобы именно врачи объединились для участия в акциях. Преподаватели выходят со студентами, дипломаты выступают с заявлениями. Уже и до Дроздов дошли! Каждый день — что-то новенькое.