«Белорусы осознали, что все в стране могут изменить они сами»

Наша революция — это образец для всего мира.

Что происходит с белорусами последние полгода? Закончится ли революция общества политической победой? Когда это может произойти? Какой будет новая Беларусь – более или менее белорусской? Об этом в интервью «Радыё Свабода» говорит социолог, бывший директор Института социологии Академии наук Беларуси Геннадий Коршунов.

Белорусы начали осознавать, что все могут изменить они сами

– Я с большим вниманием и интересом слежу за вашими публикациями, в которых вы описываете эволюцию белорусского общества с точки зрения теоретической социологии. Один из ваших выводов заключается в том, что сейчас в Беларуси происходит горизонтальная социальная революция. Об этом мы поговорим позже. А первый вопрос такой – стала ли для вас эта революция неожиданностью? Она появилась из ниоткуда в результате ошибок власти 2020 года или все же в последние десятилетия наше общество постепенно менялось и выпевало для революции?

– Разумеется, в обществе ничего не происходит внезапно. Все созревает, в том числе и революция, которая сейчас идет. Она не состоялась, она еще происходит. И, как любой социальный процесс, происходит волнами.

Были ли раньше знаки того, что сейчас происходит? Да, были. Я пересматривал статьи, Что писали коллеги, и свои собственные тексты – и знаете, было ощущение, что «что-то будет». Было ощущение, что общество изменилось, и очень сильно — на протяжении последних десяти лет.

Но наиболее весомые подвижки происходили за последние пять лет. Это очень длинные тренды. Можно говорить о расширении урбанизации. На сегодняшний день Беларусь –самая урбанизированная страны Восточной Европы и одна из самых урбанизированных стран во всей Европе. Почему это важно? Во-первых, это совсем другой быт, совсем другие ценности и социальные стандарты.

Во-вторых, это ускорение изменения поколений. И это не только то, что люди старшего возраста отходят. Здесь вообще существенная смена. Темпоральные границы между поколениями, которые в начале ХХ века составляли 25 лет, после, в середине прошлого века – 20 лет, теперь сократились до 10 лет. Теперь получается, что в активной социальной фазе находятся несколько поколений. А за счет того, что социальная динамика и технологические процессы ускоряются очень быстро, получается так, что младшие поколения занимают более значительную позицию в обществе, чем старшие. Такого у человечества никогда не было, чтобы молодые учили старшее поколение, как жить в нынешнем мире.

В-третьих, нужно говорить о росте образования общества. И не только институциональной, хотя по данным последней переписи, имеет место большой прирост количества людей с высшим образованием, с одной стороны, а с другой — снижение количества людей с малым образованием. Это означает, что средний уровень образования значительно вырос в течение последних десяти лет.

А к этому нужно добавить и неинституционное образование. Это когда люди самостоятельно увеличивают уровень своих компетенций. Причем разного рода – начиная от финансовой и кончая компьютерной или интернетной компетенциями. Люди, их социальный капитал и интеллектуальный уровень растут очень быстро.

Еще из таких больших тенденций – рост частного сектора в экономике. На начало 2020 года доля рабочих мест, которая приходилась на частный сектор, составляла около половины от всех занятых в экономике. Половина! Более того, до 60% экспорта приходится на частный сектор. Получается, что частные организации более экономически дееспособны, чем государственная.

Рост частного сектора важен не только для экономики. Это большие сдвиги в ментальности человека. Если в государственной экономике мы получаем зарплату, то в частной мы зарабатываем. Люди привыкают работать.

За последние годы изменилось отношение к бизнесменам. Если раньше они были кровопийцами, то сейчас – нет. Теперь они дают рабочие места. А если мы выйдем за пределы Минска, в районы, то увидим, что там большие проблемы с рабочими местами. А бизнесмены дают возможность другим зарабатывать. Это очень значительный сдвиг.

С другой стороны, имеет место постепенный отход властей от концепции социального государства. Это можно было наблюдать в течение последних десяти лет или даже больше. Расходы государства на социальные проекты снижаются. И хотя на декларативном уровне об этом много говорят, на деле это уменьшение видно, и люди его чувствуют.

Это значит, что государство начало отдаляться от общества, оно начало заниматься своими делами. И вот в такой ситуации люди начали сами решать свои вопросы. И при том, решать хорошо, и привыкли к этому. Это хорошо видно на том же частном секторе.

Плюс тенденция тотальной интернетизации. Здесь я выделяю три этапа. Сначала у людей появляются компьютеры, потом они выходят в сеть, а после сети поселяется у людей в кармане 24/7, как говорят. Мы не даем себе отчета, насколько телефон с интернетом изменил все вокруг – от повседневности до работы и даже до того, как в следующем году мы планируем свои каникулы.

Если обобщать, то можно сказать, что к началу 2020 года наложились минимум четыре фазовые переходы из одного состояния в другое. Это технологический переход, информационно-коммуникационный, социально-политический и ценностный.

А триггером, то есть тем, что непосредственно спустило крючок, стала ситуация с пандемией коронавируса и то, как на нее реагировали высшие власти.

Поэтому можно сказать так. То, что что-то созревает, мы чувствовали и видели. Но то, что оно бахнет — к 2020 году было неочевидно.

Беларусь опережает западную цивилизацию на пути информационной, коммуникационной и социальной перестройки

– То, что вы сказали о бизнесменах, подтверждается и популярностью Виктора Бабарико и теми надеждами, которые на него возложили белорусы, когда он выставил свою кандидатуру на президентские выборы. И сейчас опросы показывают, что он самый популярный политик Беларуси. В своих публикациях вы пишете, что у нас в стране происходит горизонтальная революция. Могли бы вы кратко назвать основные признаки горизонтальной революции в белорусском обществе?

– Я бы ее разбил на два блока. Первый блок ценностный, второй организационный.

Что касается ценностей, то, во-первых, это отход от «предопределения». Люди начали осознавать, что ничего не предопределено, все можно решать. Во-вторых, имеет место отход от патернализма, то есть не государство должно все решать, а сам человек. И вот события первой волны COVID-19 привели людей к пониманию, что они могут сами – не государственные учреждения, а сами люди. Когда такое осознание приходит, уничтожить его практически невозможно. Тот, кто попробовал свободы, кто попробовал самоорганизации, кто почувствовал свою мощь –организационную, коммуникационную, интеллектуальную – будет так работать дальше.

Второй момент – организационный. Когда мы говорили об отходе от социального договора, то нужно понимать, что это такая вертикальная структура. Вообще, все социальные и политические структуры индустриального общества — принципиально вертикальны. Потому что так и править в ту эпоху наиболее эффективно. Но теперь эта вертикаль начала размываться.

Это хорошо видно по медиапространству. Раньше она тоже была вертикальная. И вот что получилось на протяжении последних десяти лет, по крайней мере последние три года — это уже норма. Государственная система СМИ становится вторичной. А на первое место выходит мощная сетевая система, если нет главных. Сейчас СМИ много, и они образуют горизонтальную систему. Человек не только сам выбирает, но и участвует. Это шикарная вещь для стратегической перспективы, но и оперативно она уже исполнила свою роль. Как мы знаем, новые медиа – это не только медиа, это и способ коммуникации. Прежде всего в варианте мессенджеров.

Раньше было так: сигнал сверху, обратная связь, снова сигнал сверху и т.д. А теперь сигналы идут без перерыва, те же самые 24/7. и не только сигналы идут. Идет организация в общины. По территориальному принципу, соседские чаты, те же корпоративные или цеховые чаты по профессиональному признаку, по интересам и хобби — автомобилисты, велосипедисты и так далее. Есть и общенациональные общины. Количество связей, с которыми человек работает, получает информацию и делает что-то свое, за последнее время, даже за последний год, выросло на порядки.

В 2020 году оказалось, что эти связи — не просто информационные, они стали организационными. Они не просто меняют что-то в картине мира, они меняют деятельность. Можно оказать, что эта информационно-коммуникационная связь на многих уровнях повязала одного человека с множеством других. Эта коммуникация стала создавать новые социальные институции. Пока мы не можем говорить о постоянных институтах, но институции уж точно есть.

И тут возникает вопрос – не за этими институциями ли будущее? Ведь те базовые переходы, о которых я говорил, это переходы в социальной организации. Можно говорить, что рождается новая социальность. Это вообще фантастическая вещь, за которой интересно наблюдать и в которой очень интересно участвовать как аналитику.

У меня есть мысль, что интерес соседей к белорусским событиям следует, в том числе, из того, что они чувствуют, что у нас творится что-то немыслимое, даже непонятное. Они к этому идут очень постепенно. Западная цивилизация вообще более городская. А мы сразу выстрелили с 1950-х годов. И в таких состояниях и из таких цивилизационных вещей Беларусь переходит и выстраивает свой путь, что, я уверен, мы опережаем западную цивилизацию на пути информационной, коммуникационной и социальной перестройки, которую они предвкушали, но еще даже не рисовали. И поэтому они не понимают, как белорусы на это выходят.

«Беларусь будет белорусской. Она должна быть белорусской, и строить ее будут все белорусы»

– Вот вы формулируете, что горизонтальная революция в Беларуси идет в четырех плоскостях – национальной, социальной, гражданской и политической. Меня лично больше всего интересует национальный аспект происходящего. Люди вдруг начали гордиться тем, что они белорусы. Как вы считаете, белорусский язык, белорусские символы, белорусская история и культура стали ближе людям? Какую перспективу белорусскости можно предсказать, исходя из событий последнего года? Будущая Беларусь будет больше белорусской, такой же, как сейчас, или меньше белорусской?

– Безусловно, Беларусь будет белорусской.

Каждая страна уникальна, но здесь нужно понимать, что Беларусь пройдет очень не классический путь построения общества.

У нас и раньше так было. Мы знаем, что сначала в БССР было четыре государственных языка. Мы знаем, что Беларусь – поликонфессиональная страна. Мало кто знает, но Беларусь имеет и очень сильный языческий слой, который накрывает многое из конфессиональных вещей. Все это долгое время раньше жило и кипело под тяжестью иноземных администраций.

Поэтому белорусы не то что колеблются – они могут взять паузу, чтобы подумать. Белорусу быстрые, радикальные вещи не нравятся. Но если какое-то мнение выработано, сбить белоруса с этого пути уже довольно трудно.

Если сейчас думать, что новая Беларусь будет мононационалистической, то это не очень хорошая идея. За столетие, когда рядом жили белорус, поляк, литовец, украинец, россиянин, когда рядом жили протестанты, католики, православные, евреи, мусульмане — они жили, уважая друг друга. Вот откуда та терпимость. Прежде чем что-то сказать, подумай, ведь можешь зацепить кого-то-друга, соседа. Поэтому осторожность и уважение к другому, к тому, кто говорит на другом языке или молится тому самому Богу, но по-другому, нарушать нельзя.

Поэтому я думаю, что Беларусь, безусловно, будет белорусской и под бело-красно-белым флагом, и под погоней, но сломать все и перестроить сразу – это отклика не найдет.

Беларусь должна быть белорусской, и строить ее будут все белорусы.

Вот в чем мне видится ошибка старой оппозиции и президента. Они взяли на себя функции главных субъектов, сказали: «Мы знаем, как надо. Надо строить так, так и так». И один говорил, и другие говорили. Нет. Это вертикальная модель. Раньше кто-то мог сказать: «Делайте так», и информация шла вниз. Оно тогда не сработало, а теперь тем более не сработает.

Сейчас Беларусь уже выстраивается снизу. Это будет очень сложный процесс, я не знаю, из каких составляющих и факторов он будет строиться, но то, что произошло, уже выводит на первое место и национальные символы, и национальный язык, и национальную историю.

И здесь нужно вести себя очень терпимо, нужно идти от людей, чтобы давать информацию, давать мнения, давать обоснования, но чтобы люди строили сами. Это принципиальная вещь.

Белорусы сейчас пробивают путь не только для себя

– Давайте поиграем в формулировки. В 2020 году многие высказались на тему эволюции белорусской нации. Говорили и писали, что она завершила формирование, сформировалась, формируется, вступила в завершающую стадию развития и т.д. На ваш взгляд социолога, существует ли сегодня белорусская нация? Существовала ли она 10, 20 или 30 лет назад? В чем различие?

– Безусловно, белорусы были, есть и будут. Они были и раньше БНР, и раньше БССР. Но 2020 год – это год фазового перехода. Мы выходим на абсолютно новый уровень самоосмысления, на новый уровень идентичности.

К 2020 году смыслы, которые и снаружи, и сверху вкладывались в национальный дискурс,  изображали белорусов как нацию-жертву – и там мы были жертвой, и тут у нас не получилось, мы были, но все время под игом, и вот только недавно как-то выделились.

Но в 2020 году произошло переосмысление на таком эмоциональном уровне и на таком всеобщем охвате (хотя и не на 100%, ведь так никогда ничего не бывает), что перевернуло тот негативный опыт и перестроило имидж белорусов. Если раньше белорус – это горестный мужик, то теперь быть белорусом большая честь.

Поэтому я бы говорил о выходе национального сознания на новый уровень и перестройке на субстанциональном уровне. И не только для себя. Конечно, нужно разговаривать с соседними коллегами о том, как они нас видят. Но я все же подозреваю, что мы сейчас – и это очень трудный, мучительный путь – но с точки зрения национальной идеи, утверждения нации, мы пробиваем путь не только для себя.

«Вертикаль пока есть. Но шаг вперед – и ей уже нет места»

– И наконец вопрос прогноза. Горизонтальная революция и новое общество, которое возникает в ее результате, должны неизбежно, с точки зрения науки и практики истории, привести к деконструкции вертикальной системы-то есть, имеющегося политического режима. Я не спрашиваю вас, когда это произойдет, есть же еще и внешние факторы, которые также могут ускорить или замедлить процесс. Но, с точки зрения науки, как долго могут сосуществовать две такие чужеродные силы — новая горизонталь и старая вертикаль?

– Это очень трудный вопрос. Здесь действительно очень много факторов, которые не очень от нас зависят. Но точно можно сказать, что историческая и социальная динамика на стороне горизонтали. И то, что горизонталь появилась, – это результат развития, которое длилось десятилетиями.

Вертикаль в тех обстоятельствах, которые складываются сейчас, нежизнеспособна. И тут вообще интересно. Вертикаль была способна так долго существовать только потому, что белорусы как нация ждали.

Мне пришла мысль (а она меня не отпускает), что белорусы  это не индустриальная нация. Белорусы – постмодернистская нация. Модернизм соотносится с индустриальным обществом. Белорусы – это внутренне диверсифицированное общество, многоконфессиональное, многонациональное, но в этом есть связь. При всех своих различиях и специфике это были люди, которых объединила Беларусь, которых объединила земля. И все же это была сеть.

И вот теперь появилось организационное и коммуникационное основание, которое смогло дать постмодернизму белорусов инструмент и связь между очень разными белорусами –что в самой Беларуси, что за рубежом. Эта связь смогла уничтожить нас всех и объединить перед лицом экзистенциального вызова COVID-19 и насилия августа 2020 года. Эта связь смогла нас всех слепить, подняла нас и показала нам самим и всему миру, кто мы. Она же уничтожила нас со всем миром.

Поэтому да, вертикаль пока есть. Но шаг вперед – и ей уже нет места. Просто нет места.