«Мои знакомые делают в Академии наук расчеты для московитских ракет»

Эксперты рассказали о том, что происходит с беларусской наукой.

Пока за рубежом ищут лекарства от неизлечимых болезней и новые источники энергии, чем живут беларусские ученые? «Наша Нива» поговорила с учеными о ситуации в Академии наук. На вопросы ответили генетик Марина Шептуренко, химик Сергей Бессараб и еще один ученый, занимающийся естественнонаучными исследованиями.

«Московитская оборонка стала основным источником дохода технологических направлений в Академии»

Сергей Бесараб, химик, бывший старший научный сотрудник Национальной академии наук Беларуси. Нынешнюю ситуацию в НАН Бесараб характеризует как плато:

«Беседовал с одним человеком по поводу ситуации в беларусской науке, так он сказал, что в 90-е было тяжелее, а сейчас нормально».

В материальном плане в Академии все в порядке, по словам Сергея, и до того беларусский академический круг больше сотрудничал с Московией, чем с Европой. Сейчас этот процент московитских денег увеличился в разы, московитская оборонка стала основным источником дохода технологических направлений в академии.

По словам Бесараба, многие беларусские технические и естественные научные учреждения работали на московитский оборонный заказ еще до 2020 года. Врачи институтов говорят, мол, у нас сотни проектов выполняются для московитской оборонки. Машиностроительные и физико-технические учреждения теперь стали полностью работать на войну.

«И при этом остаются безнаказанными, — говорит Сергей Бесараб. — Некоторые предприятия вроде «Пеленга» или «Планара» попали под санкции, но ни одно учреждение из Академии наук, ни один директор под ними не оказались. Однако сами беларусские ученые мало говорят публично о своих военных разработках — боятся санкций», — считает Бесараб.

«Мои знакомые делают в Академии расчеты для московитских ракет, «Искандеров», и для модернизации старых ракет. Они знают, что делают расчеты. Спрашивал у них — мол, ты понимаешь, что ты сейчас делаешь то, что убивает украинцев? А человек мне отвечает: «Нет, это просто наука, никакой разницы нет».

Но если эта ракета убьет в Днепре 70 человек, кто будет виноват и станет убийцей? Тот, кто красил ракету, делал расчеты аэродинамики или запускал? Говорит: «Тот, кто запускал».

Вот такое отношение повсюду в Академии. Чтобы уехать за границу и реализоваться там как ученый, нужно знание языка и много разных обстоятельств. А тут можно закрыть глаза, не читать новостей и просто ходить на работу, люди так и работают», — сокрушается ученый.

«Академия наук давно рассматривает анонимки»

Еще одна характеристика современных беларусских ученых — это страх, считает Марина Шептуренко, бывший главный научный сотрудник Института генетики и цитологии, уволенная летом 2021-го. Также женщина возглавляла секцию естественных наук гопсударственного экспертного совета, который занимается аттестацией ученых.

Скрытность экс-коллег отмечали и другие, и Марина объясняет, откуда она берется:

«В Академии наук работает контрактная система, и после 2020-го контракты практически со всеми заключают на один год. То есть после окончания контракта нет проблемы уволить неугодного сотрудника: контракт не продлевается, и человек попадает на улицу, а ученому в Беларуси негде устроиться.

Также все сотрудники академии во время заключения или перезаключения контрактов должны подписывать Кодекс профессиональной этики работника НАН. Там прописано многое: патриотизм, то, что сотрудники НАН должны способствовать формированию национального самосознания на основе гопсударственной идеологии, не разрушать имидж академии, не публиковать в соцсетях что-то, что «позорит мундир сотрудника». То есть через этот кодекс они запретили высказывать любые мнения, даже неполитические.

Но Академия наук давно рассматривает анонимки, там есть соответствующий отдел».

Генетик отмечает, что мало кто из беларусов сейчас сможет ответить, что же такое эта «гопсударственная идеология». Но для всех очевидно — речь о сохранении в стране нынешней диктатуры, и ему теперь должны способствовать беларусские ученые.

Нынешнее состояние академии Марина называет деградацией, но отмечает, что это началось уже давно. После перестройки были разрушены научные школы, институты потеряли финансирование. Академия выживала за счет людей, которые не могли найти себя в других сферах, и какое-то время они сохраняли прежние наработки. Бывали периоды хорошего финансирования, и это позволило, например, институту генетики открыть новые центры и приобрести современное оборудование, хорошие условия привлекли молодых сотрудников.

После 2020-го все это потеряно, объясняет Марина.

«Осталось дорогое оборудование, которое очень быстро устаревает, так как технологии развиваются очень быстро. В условиях санкций невозможно обслуживать это оборудование и приобретать для него материалы, также цены взлетели. То есть мы не можем использовать тот технический потенциал, что имеем, не говоря о том, что ушли люди, которые владели этими технологиями.

Не думаю, что административная надстройка Академии-это базис беларусской науки, базис-люди, интеллектуальный капитал, который еще немного остался в институтах. Большинство интеллектуально развитых сотрудников Академии были уволены, люди должны были выехать из страны. Чем выше интеллект у человека, тем больше для него очевидна политическая и экономическая ситуация, тем лучше он понимает перспективы, в том числе в науке. У академии нет перспектив, а у институтов с их потенциалом эти перспективы сейчас минимальны».

Показателем состояния академии и кадровой ситуации в ней является то, кто занимает руководящие должности, поясняет Шептуренко. Исторически институтами руководили как минимум доктора наук, по званиям это были члены-корреспонденты или академики. А сейчас Институтом генетики руководит доктор сельскохозяйственных наук, Институтом биофизики — кандидат медицинских наук, не доктор, хотя это биологическое отделение Академии и закономерно, чтобы им руководил доктор биологических наук, ботаническим садом руководит доктор сельскохозяйственных наук. В Беларуси есть биологи высокой квалификации, но по каким-то параметрам они не устраивают руководство академии, и поэтому на должности назначают людей, которые по сути пришли из других отделений.

Что касается финансовой ситуации, Марина предсказывает, что к 2025 году все будет неплохо:

«Научные программы и этапы в них начались в 2022-м и закончатся отчасти в 2025-м. Тогда будет интересно понаблюдать за трансформациями в Академии и институтах. Знаю, что там уже проходит оптимизация, в первую очередь численного состава, то есть Академия уже готовится к этим вещам. Вероятно, бюджет много на что будет урезан, в том числе на науку, и у этого будут последствия.

Если говорить о генетике, мы скатываемся в эпоху, когда она была классической количественной: ученые выращивали растения, ставили на них эксперименты и проводили измерения, анализировали результаты с помощью математической статистики. Наука с тех пор сильно прыгнула вперед, и скоро в Беларуси у нас не будет возможности выполнять определенные тонкие исследования или они будут проводиться только в отдельных научных центрах. Для этого необходимы очень дорогие расходники, которые раньше нужно было приобретать за рубежом. Сейчас их пытаются привозить из Московии, но не знаю, насколько это успешно».

Ранее, говорит ученый, на сайте академии можно было просмотреть количество и характер публикаций у членов и членов-корреспондентов, ведь публикации ученого — это вообще главная его характеристика. Сейчас этой информации там нет, и чтобы узнать, что опубликовал конкретный академик или член-корреспондент, нужно искать это в сети индивидуально. Это говорит о том, считает Марина, что многие люди, которые сегодня получают эти звания, не могут их подтвердить качественными публикациями.

«Обсуждения в президиуме Академии напоминают совещания у Лукашенко»

Журналисты пообщались о ситуации в Академии наук с еще одним сведущим собеседником, который пожелал остаться анонимным. Этот ученый связан с естественнонаучными исследованиями в Академии. По его словам, величайшая проблема НАН касается ее управления:

«В последние годы Академия превратилась в своеобразное министерство, и это открыто декларировалось. В стенах ее президиума царят не научные и академические настроения, а скорее чиновничьи. Например, для всех, кто приходит на заседании президиума, рекомендуется официально-деловой стиль одежды.

Обсуждения в президиуме напоминают совещания у Лукашенко — точнее то, как они показываются по телевидению. Человек, которого там упоминали, должен сразу вскочить, и с ним беседуют не слишком вежливо, но хотя бы не на ты. Все остальное почти как у Лукашенко: одна критика, публичные разносы директоров и заместителей директоров институтов перед всем руководством. Это вовсе не академическая традиция», — уверен собеседник.

Собеседник называет еще одну проблему отечественной науки. У беларусов совсем небольшое количество научных публикаций в зарубежных изданиях, даже если сравнивать с Польшей или Литвой, да и с Украиной.

Есть признанные международные базы научных статей, Scopus и Web of Science, и там можно посмотреть, сколько беларусы имеют публикаций. Например, в Scopus Беларусь находится на 15-м месте из 23-х стран Восточной Европы с 2777 публикациями за 2022 год. Если же говорить о мировом рейтинге, там мы на 86-м месте.

В русскоязычных научных изданиях, считает собеседник, беларусы печатаются чаще: «Может, писать по-английски им мешает внутренний барьер, может, дело в незнании английского языка, или в зашоренности и местечковости, которая встречается даже у выдающихся ученых. Не хотят публиковаться по-английски, и это проблема. Возможно, что-то выдающееся публикуют и в русскоязычных изданиях, но их никто не знает. Конечно, изоляцию укрепляет политическая ситуация.

Решения в академии принимают не молодые и амбициозные ученые, которые знают английский язык, а люди пожилого возраста, которые не в состоянии и не в настроении поехать на иностранную конференцию. Не знаю, сознательно или нет, но они обрубают тенденции по включению беларусской науки в международный контекст».

Также в академии, отмечает ученый, пострадала сфера международных проектов, сотрудничества с Украиной и ЕС. Из международных связей для НАН отчасти осталась только Московия, так как Китай тоже нужно чем-то заинтересовать, чтобы с ним работать.

Это подтверждает и Сергей Бесараб. По его мнению, контакты с мировым научным сообществом имеют решающее значение, так как определяют уровень науки в стране. Дело и в международных проектах, которые Беларусь, маленькая страна, не потянет сама по себе: исследование космоса, Антарктиды, работа с Большим адронным коллайдером.

Большой интерес на Западе ранее вызывали проекты, связанные с изучением беларусского биоразнообразия, притом это шло на пользу и Беларуси, и западным ученым. Это фундаментальная наука, проекты, которыми занимается весь мир, и раньше мы к ним имели отношение, а сейчас это все отрезалось.

Осталась прикладная наука, рассказывает Сергей: «Последние события играют на руку Владимиру Гусакову, председателю Президиума НАН, который постоянно говорил — мол, нам нужна прикладная наука, а не фундаментальная, больше разработок, которые приносили бы деньги.

Сейчас ученые делают менее инновационные вещи, но те, за которые русские готовы им платить. Те мои знакомые ученые, кто мог что-то разработать, в худшем случае перешли в ИТ, а в лучшем — нашли или еще ищут работу в западных учреждениях».

70-летний Владимир Гусаков — доктор сельскохозяйственных наук, его политические взгляды некоторые называют сталинистскими.

«У многих беларусских ученых, которых я встречала, нет софт-скилов»

Нынешнюю беларусскую науку Сергей называет идеологизированной на сто процентов. Молчание — это пусть и небольшие, но деньги, объясняет он.

О еще одной проблеме беларусской науки рассказала Светлана Волчек, бывшая преподавательница физики на факультете радиофизики и компьютерных технологий в БГУ. По словам Волчек, в Беларуси нет научного сообщества, так как сообщество не может существовать без горизонтальных коммуникаций между его участниками, без обмена знаниями и опытом:

«У многих беларусских ученых, которых я встречала, нет софт-скилов — вести беседу о научных темах, задавать вопросы, о том, что они не знают, говорить, что они что-то не знают, учиться друг у друга, вести гармоничный диалог, воспринимать другого ученого не как конкурента, а как коллегу, вместе с которым можно делать открытие».

Светлана объясняет, что если между преподавателями вуза или сотрудниками Академии наук и происходит коммуникация, то это операционная коммуникация — приказы и отчеты об их выполнении, или межличностная коммуникация — просто о том, как дела. В вузе нет мышления, ведь оно возможно, только если есть для него место и свобода.

По отдельности ученые в Беларуси могут делать какие-то научные работы и что-то открывать, но это происходит не из-за того, что они ставят для себя цель развития, а из-за оглядки на западный стандарт цитирования статей, уверена ученый.

«Наука, которая будет называться «беларусской», начнет развиваться только через сообщество. И поэтому я с коллегами начинаю ее создавать через научно-популярный зин [журнал] «Pamylka», — подытоживает Светлана.

«Проблема Академии в том, что управлять ею поставили людей, которые не живут интересами науки»

Что в будущем? Сергей Бесараб видит перспективу в развитии коммерческих научно-исследовательских институтов вроде американского Bell Labs, куда могли бы пойти работать талантливые ученые. Он считает, что наука может также начать активнее развиваться в беларусских вузах.

«По моему мнению, проблема Академии в том, что управлять ею поставили людей, которые не живут интересами науки. Ими управляют корыстные интересы, карьеризм, доступ к преференциям. У нас много умных ученых, но для последнего времени характерно засилье специалистов низкого уровня. Руководители Академии не имеют интеллектуального уровня, необходимого для решения задач, которые всегда стояли перед Академией наук, — подытоживает Марина Шептуренко.

— Когда-нибудь кто-то будет писать диссертацию по этому времени в Академии наук, и тогда можно будет подсчитать те интеллектуальные потери, которые понесла Академия за время чисток с 2020-го по 2023-й», — добавляет она.