Шила в мешке не утаишь

Пакты и секретные протоколы к ним не горят.

Московские СМИ сообщили о том, что впервые опубликованы советские оригиналы пакта Молотова-Риббентропа. То есть опубликованы не только сканы советского оригинала договора о ненападении между СССР и Германией от 23 августа 1939 года, но и секретный дополнительный протокол к нему.

Документы были представлены Историко-документальным департаментом МИД России. Говоря по-простому, без дипломатических изысков, это оригиналы (официальных) договоров, заключенных между этими странами накануне Второй мировой войны. Эти страны договорились между собой ради получения своей выгоды развязать самую до сих пор кровопролитную войну в истории человечества.

Как пояснил директор фонда «Историческая память» Александр Дюк, среди документов есть разъяснения на русском и немецком языках, что оригиналы договора напечатаны на пишущей машинке, что внизу них есть подписи наркома иностранных дел СССР Вячеслава Молотова и министра иностранных дел нацистской Германии Иоахима фон Риббентропа.

Известно, что тексты материалов ранее публиковались, нынешняя публикация — первая визуальная — самая достоверная, которую сегодня может обеспечить современная множительная техника. Таким образом, можно с уверенностью сказать, что обнародование этих документов не провоцирует обвинений «в переписке истории», поскольку ограничивается более внимательной ее «перечиткой».

Как Сталин поставил точку

В книге «Глазами человека моего поколения» Константин Симонов, трепетно относившийся ко всякому слову, написанному и сказанному о войне, отмечал: «В преддверии 20-летия Победы… трудно представить себе, что в 1955 году у нас еще не было мемуарной литературы о Великой Отечественной войне, … ибо только ХХ съезд создал благоприятные условия для создания этой литературы».

Люди, прошедшие войну вспоминали тост, который в мае 1945 Сталин сказал «за здоровье русского народа»:

«У нашего правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения в 1941-1942 годах… Иной народ мог бы сказать правительству: вы не оправдали наших ожиданий, уходите прочь, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой. Но русский народ не пошел на это, ибо он верил в правильность политики своего правительства и пошел на жертвы, чтобы обеспечить разгром Германии…».

По мысли писателя, сталинские слова содержат и прямое признание ряда ошибок и справедливую оценку наиболее кризисных моментов. Эти слова содержат и самокритику, поскольку, употребляя слово «правительство», Сталин привык подразумевать под этим себя.

Но есть и оборотная сторона медали. Сталин своим тостом отнюдь не призывал других людей к правдивым и критическим оценкам хода войны. Наоборот, сам, как высший судья, он оценил этот этап, в том числе и свои отношения с русским народом так, как он их понимал, он как бы ставил точку на самой возможности существования каких бы то ни было критических оценок в дальнейшем.

Как монолит не выдержал

Как заметил Симонов, это правда, поскольку маршалы и генералы и чины помельче приступили к написанию мемуаров только при Хрущеве, с оглядкой на Сталина («был культ, но была и личность»), вовсю «распоясались» при Брежневе, сотворив «многопудье и многотомье» мемуаров и воспоминаний, записанных специально выделенными литературными сотрудниками при обязательном учете исключительной роли в войне действующего на тот момент Генерального секретаря.

При Хрущеве («спрашивайте, мальчики!») на какое-то время у «мальчиков» появилась такая возможность, но на самом деле правду говорить им никто не собирался. При Брежневе тему вообще закрыли, опошлив войну публичными играми «в войнушку», каждая из которых заканчивалась награждением «обронзовевшего» при жизни Брежнева.

Дальше, ближе к современности, более памятно и более понятно. Оказалось, что общественный строй СССР, казавшийся на удивление монолитным, не выдержал первого же серьезного испытания гласностью. Не станем брать в кавычки это слово, обозначающее достаточно странное для нормального общества состояние, когда людям не только позволяется безнаказанно говорить то, что они думают, но и вменяется в обязанность говорить то, что они думают. К сожалению, большинство из посвященных в военные тайны генералов этим правом не воспользовались, а вмененную обязанность быть откровенными легко заболтали (модное для тех времен словечко), благо приучены были прятать концы в воду и в менее сложных обстоятельствах.

Тем не менее, главное свершилось. Симонову (в 1953 году ему было всего 38 лет, следовательно, в войну он был совсем еще молодым человеком, нуждавшимся в авторитетах), мучительно размышлявшему над тостом Сталина, не приходило в голову, что вождь в очередной раз просто «развел» и русский народ, и другие, «менее великие» народы СССР. В том числе и «инженера человеческих душ» Симонова, польстив ему самым грубым образом. Дело в том, что русский народ (как и другие народы СССР) был лишен языка (в плане социально-коммуникативном) и потому ничего не мог сказать своему правительству. Против воли этого правительства.

Момент истины

И в этом весь секрет и вся его разгадка. Момент истины (сколько их было за прошедшие годы) наступил в июне 1989 года, когда I съездом народных депутатов СССР, по инициативе, прежде всего, депутатов от прибалтийских республик, была создана Комиссия по политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении от 23 августа 1939 года. Сам по себе договор (так посчитала комиссия) с юридической точки зрения не выходил за рамки принятых в то время соглашений, не нарушал внутреннего законодательства и международных обязательств СССР. Юридически он утратил силу 22 июня 1941 года.

Но отношение к нему у членов комиссии было разное. Одни посчитали, что в конкретных условиях того времени договор был правомерен политически. Мол, политика Германии и Японии, позиция западных демократий не оставляла Советскому Союзу иного выхода. Руководство СССР обязано было принять меры для обеспечения безопасности страны, хотя бы оттянуть начало войны и использовать выигранное время для укрепления экономики и обороны страны.

Собственно, для таких оценок не стоило созывать никаких комиссий. Она ко времени «разгула» гласности и демократии в СССР считалась классической, полной и исчерпывающей. Хотя и вызывало множество неудобных вопросов, в том числе и идеологического свойства. Но дело не в том, что в свое время сам товарищ Молотов считал, что с фашизмом невозможно вести борьбу, потому что он является идеологией. По другому мнению, существовавшему в комиссии, Сталин пошел на заключение договора о ненападении по иным причинам. Главным его мотивом было не само соглашение, а именно то, что стало предметом секретных протоколов к ним. То есть возможность ввода войск в прибалтийские республики, в Польшу и Бессарабию, даже в перспективе — в Финляндию.

Непонятно, правда, о какой перспективе идет речь, если уже через три месяца после подписания соглашения Красная Армия вторгалась на территорию Финляндии. Впрочем, накануне Большой войны в Европе и без того ускоренный темп в развитии событий сорвался в стремительный бег.

Что касается самого секретного дополнительного протокола от 23 августа 1939 года, то комиссия признала, что он существовал. Оригинал этого документа, о котором давно уже говорили и признавали существовавшим все и везде, кроме СССР, не был обнаружен ни в советских, ни в зарубежных архивах. Именно поэтому Кремль упорно и до самого последнего момента отрицал сам факт его подписания. Это давало советскому руководству возможность оправдывать агрессивные действия, предпринятые с сентября 1939 по 22 июня 1941 года против других стран, той же самой политической целесообразностью и необходимостью, как и подписание самого пакта о ненападении. В распоряжении правительств СССР и ФРГ имелись копии. Но копия — не оригинал. Всегда можно говорить о провокациях, фальсификациях и тому подобных шпионских вещах и злых умыслах всякого рода недругов.

У них была своя война

А к лету 1989 года появились недруги из числа самих советских народов, понятно, не русских, которые в войне участвовали, но не совсем по своей воле. И кто-то из них заговорил, что была у них своя отечественная война, которую они проиграли.

И все эти соображения настолько плотно, что называется, без всякого зазора вписывались в схему взаимно согласованных мероприятий Сталина и Гитлера, что дальнейшее «забалтывание» проблемы секретных протоколов становилось невозможным. Терялся международный авторитет, предельно обострялись внутренние национальные проблемы. И без того натянутые отношения Центра с прибалтийскими республиками, ликвидированными как самостоятельные государства именно по этому сценарию, вынуждали сказать правду, какой бы она ни была.

Пришлось сказать.

В сообщении Комиссии по этому поводу говорится: «Имеющиеся в распоряжении правительств СССР и ФРГ копии могут быть на уровне современных знаний признаны достоверными».

В Постановлении Съезда, принятом на основе сообщения Комиссии, сказано, что «графологическая, фототехническая и лексическая экспертизы копий, карт и других документов, соответствие последующих событий содержанию протокола подтверждают факт его подписания и существования».

И МИД согласился

Некоторое время спустя, после развала СССР, подлинники Секретного дополнительного протокола к Договору о ненападении между Германией и Советским Союзом были обнаружены. Они «хранились в условиях особо секретного режима» в ЦК КПСС. Здесь же находились два секретных дополнительных протокола к «Договору о дружбе и границе между СССР и Германией», подписанные 28 сентября 1939 года. То есть главная партийная инстанция считала настолько невозможным, настолько смертельным для собственного владычества признание наличия такого договора, что не осмеливалась официально ознакомить с ним Советское правительство, по крайней мере, МИД.

Впрочем, шила в мешке не утаишь. На Западе факт достижения договоренности о разделе Европы на сферы влияния между Гитлером и Сталиным был общепризнанным, а некоторое время после завершения войны стало известно и его содержание.

Отметим, что став очередным подтверждением принципа «слово есть дело», обнародование «секрета» секретных протоколов послужило легитимизации фактического выхода прибалтийских республик из состава СССР. Впоследствии этот исторический факт был творчески переосмыслен российскими историками-патриотами и использован в реальной политике правительства. Так, Владимир Путин, пребывавший в должности премьер-министра России, правопреемницы СССР, выступая на мысе Вестерплятте в сентябре 2009 года по случаю семидесятилетия начала Второй мировой войны, выразил свое мнение, которое совпадает с доминирующими в российском обществе настроениями: «Россия виновата в развязывании войны не больше стран, которые стали первыми жертвами агрессии».

То есть предложил всем согласиться с такой упрощенной трактовкой и начать творить новую историю мира, с белого листа и по-честному. Без обмана. А без обмана опять ничего не получается.

Что касается обнародования оригиналов вышеупомянутых документов, то о факте их существования все знают давно, хорошо знакомы с их содержанием. Новизна заключается в том, что МИД РФ согласился с общепринятой точкой зрения и подтвердил ее документально.

Константин Скуратович, «Белрынок»