Тамара Юневич: Я очень хорошо представляю, как ломает, зомбирует, калечит судьбы людей КГБ

Супруга сотрудника КГБ написала открытое письмо белорусскому диктатору.

Письмо публикует газета «Народная воля».

Александр Григорьевич!

Хочу объяснить, почему обращаюсь к вам через газету. Письмо в Администрацию в лучшем случае полетит в корзину, в худшем — будет передано в КГБ для «принятия мер». Я 24 года была женой сотрудника этой конторы и очень хорошо представляю, как ломает, зомбирует, калечит судьбы людей эта организация. В том числе калечит своих сотрудников, что подтвердили события 19 декабря и последовавшие за ними репрессии, беззаконие, бесчеловечность.

Газетную форму разговора с вами я избрала еще и для того, чтобы те, кто живет со страхом подвергнуться репрессиям, знали: жить с этим страхом куда труднее и мучительнее, чем открыто бороться за законность, правду и справедливость.

Александр Григорьевич, в начале выборов я собирала подписи за кандидатов в президенты Андрея Санникова и Владимира Некляева.

Представьте наш маленький городок, в котором всего-то чуть более трех тысяч населения. Я обошла только пять пятиэтажек, но собрала 250 подписей за Санникова и 231 за Некляева. И это при том, что достаточно много людей откровенно рассказывали, как на работе в рабочее время их заставляли отдавать свои подписи за вас. Как руководство организаций запугивало людей непродлением контрактов или увольнением с работы под любым видом. Один пожилой мужчина с горечью сказал мне: «Я бы с удовольствием подписался за каждого из оппозиционеров, но мои дочери работают в исполкоме — поберегу их». Чисто по-человечески его можно понять: это страх.

Свои «элегантные победы», Александр Григорьевич, вы основываете на страхе. Технология этих «побед» оттачивалась годами. Вспоминаю 2001 год, я тогда жила в Витебске. Когда ко мне в дом для сверки списков избирателей пришли члены участковой комиссии, я собственноручно вычеркнула из списка свою дочь — гражданку России, которая ни секунды не была прописана в квартире. Занимаясь в то время бизнесом и опасаясь остаться на улице, я просто оформила на ее имя дарственную на жилье. Из этого же списка я вычеркнула еще двоих умерших соседей по подъезду. И что же увидела в день голосования? Все три фамилии по-прежнему значились в списке. Но более всего меня потрясло объяснение председателя комиссии: «Если бы ваша дочь пришла голосовать, мы бы все равно не выдали ей бюллетень по российскому паспорту». А чтокасается мертвых, то все они, конечно же, были в числе проголосовавших.

Многие, очень многие, кто приложил руку и к этой вашей «элегантной победе», должны сейчас сидеть в изоляторах. Должны сидеть вместо тех, кто оказался за решеткой после 19 декабря. И если вы, Александр Григорьевич, искренне думаете, что ваше окружение защищало вас, не обольщайтесь. Они только ждут удобного момента повернуться к вам спиной, тонко и изысканно мстят вам. Даже рисуя эти «победные» проценты, мстят.

Да, они еще боятся. Но уже начинают стыдиться своего соучастия в подлом деле. Даже сотрудники КГБ начинают испытывать стыд. Придя с обыском на квартиру родителей одного из известных задержанных, они представились: «Водоканал». А после предъявления своих документов услышали от хозяина квартиры: «Что же вы, ребята, стесняетесь назвать себя сотрудниками такой всемогущей конторы?» Позже один из этих «ребят», уже прощаясь, тихо сказал: «Простите… За водоканал». Этот маленький росточек стыда дает основания надеяться, что в этом человеке просыпается совесть. Должен быть стыд. Нет стыда — тогда совесть молчит. Так считал великий философ Владимир Соловьев…

Вспомнился мне отрывок из старого фильма о командире партизанского отряда Минае Шмыреве. Его тоже называли «Батька». В землянке за разговором, как выжить, как победить, кто-то спросил у командира: «Ты воюешь с верой в победу или от отчаяния?» И Минай ответил: «Я верю в победу. А отчаяние — это когда ты один и поддержать тебя некому». Думаю, вы, Александр Григорьевич, воюете от отчаяния. Вечером 19 декабря вы наверняка почувствовали одиночество, почувствовали, что на вашу защиту народ не будет идти на площадь — без принуждения и без разнарядок.

19 декабря в прямом эфире телеканала «Белсат» я смотрела, как Площадь наполняется людьми, как шли люди — молодые и пожилые, кто-то вообще на костылях… Они шли сами, добровольно, по зову сердца. На их лицах не было агрессии. Много лет назад я была на этой площади в день прощания с Петром Мироновичем Машеровым, стояла в первых рядах того траурного митинга. Тогда в какой-то момент мне стало страшно: казалось, если все вдруг одновременно вздохнут, меня раздавят. И многие годы потом я боялась толпы. Но вечером 19-го глубоко переживала, что не была там, на нашей Плошчы. Потому что там были лучшие люди страны, которые одним своим присутствием хотели сказать: «Белорусы не хуже других народов, белорусы должны иметь право на свободные выборы! Мы хотим жить по закону, а не по понятиям!»

И этих людей было много, очень много!

И вдруг рычанием раненого зверя прозвучал скрежет омоновских щитов. И хорошо выдрессированные церберы двинулись на беззащитных людей. Я смотрела события в прямом эфире и не видела ни одной заточки, ни одного лома в руках митингующих — только щиты и дубинки спецназа. На всю оставшуюся жизнь запомнила лица двух довольно пожилых людей — мужчины и женщины. Стоя перед щитами, они кричали: «Сынки, что же вы делаете?! Вы же наши внуки!»

А «сынки» и «внуки» шли вперед, и за ними оставалась кровь на снегу.

Люди на Площади, все, кто обращается к вам через независимые газеты, пишет письма и статьи в поддержку тех, кто сейчас в тюрьмах, позволили себе не принять вашу идеологию, Александр Григорьевич. И не потому, что они отчаянные храбрецы, а потому, что у них другие понятия о морали и нравственности.

Я понимаю, что мои слова для вас — ничто. Но, может быть, вы и ваши церберы услышат слова великого ученого-физиолога Ивана Петровича Павлова, который в 1934 году, в разгар репрессий после убийства Кирова, писал российскому правительству: «Тем, которые злобно приговаривают к смерти массы себе подобных и с удовольствием приводят это в исполнение, как и тем, насильно приучаемым участвовать в этом, едва ли можно остаться существами чувствующими и думающими человечно».

В свои 64 года я многое пережила. Сейчас рядом со мной только одиннадцатилетний внук — круглый сирота. Когда ему было полтора года, дочь вынуждена была выйти из декретного отпуска и уехать к себе в Москву. Мальчик так тосковал по маме, что врачи стали опасаться за его жизнь. Я вынуждена была продать квартиру в Витебске и переехать с ним поближе к дочери, его маме. Но четыре года назад она трагически погибла. Мы с внуком вернулись в Беларусь. Три года вместе с психологами, неврологами и психиатрами я вытягивала ребенка из тяжелейшей депрессии. Слава Богу, сейчас он уже более-менее восстановился. Но когда я вижу на телеэкране маленького Даню Санникова, я плачу. Маму моего внука забрал трагический случай, но отца у этого мальчика отобрали вы, Александр Григорьевич — из-за вашего хронического стремления любой ценой удержаться у власти он вместе с десятками тысяч людей оказался на Площади, откуда его бросили за решетку.

Я вас призываю: «Верните отца Даньке Санникову!» Засыпая, он должен чувствовать тепло его рук, должен просыпаться от маминого и папиного поцелуев. Все это должен чувствовать и переживать и ваш сын. И дети — Коля Лукашенко и Даник Санников — никогда не должны быть врагами.

Александр Григорьевич, я не знаю, как достучаться до вашей души, от бессилия ссылаюсь на имена всемирно известных людей — а вдруг получится?.. Но как простой человек, проживший непростую жизнь, я вас прошу: откройте двери тюремных камер, ведь за решеткой не заговорщики, не террористы. Это образованные, интеллигентные люди, которые во все времена стремились «истину царям с улыбкой говорить». Только худшие из правителей, те, кого прокляла история, наказывали за это.

В своей книге-размышлении «Причуды моей памяти» Даниил Гранин привел рассказ Дмитрия Шостаковича об удивительном поступке замечательной пианистки Марии Юдиной.

«Однажды Сталин слушал по радио концерт Моцарта №23 в исполнении Юдиной. Концерт и исполнение понравились. Радиокомитет немедленно изготовил для него звукозапись. Получив ее, Сталин приказал послать Юдиной 20 тысяч рублей. Через несколько дней он получил от нее ответ: «Благодарю Вас за помощь. Я буду день и ночь молиться за Вас и просить Бога, чтобы он простил Вам Ваши тяжкие грехи перед народом и страной. Бог милостив, Он простит. Деньги я пожертвую на ремонт церкви, в которую хожу». Шостакович назвал это письмо самоубийственным. И в самом деле, был немедленно подготовлен приказ об аресте Юдиной. Но… Все-таки Сталин приказ не подписал.

Я очень надеюсь, что это «что-то» удержит и вас от расправы над людьми, арестованными после 19 декабря.

Среди изречений Екатерины Великой были два, которыми она часто пользовалась. Первое: «В обществе всегда находится человек, который умнее меня». Второе: «Меньшинство обычно более право, чем большинство». Читайте хорошие книги, Александр Григорьевич. И тогда вы всегда найдете выход из самой сложной, даже из самой тупиковой ситуации.

Тамара ЮНЕВИЧ, жительница г.п.Дрибин Могилевской области.