Украинский философ: В базах данных за последние 120 лет я не нахожу аналогов столь долгих мирных протестов

Выбор, который демонстрируют белорусы, удивителен.

В Беларуси еще никогда не было таких длительных и массовых акций протеста, как в этом году. Одновременно с нами свои гражданские права на улицах отстаивали жители и других стран — США, Болгарии, Гонконга, Армении, Кыргызстана, Ливана, Польши, список можно продолжить.

Протесты в Беларуси — одна из акций неповиновения, происходящих сейчас в мире, или в нем есть что-то уникальное? Об этом газета «Белорусы и рынок» поговорила с Михаилом Минаковым — украинским философом и политическим экспертом, старшим научным сотрудником Института Кеннана при Международном научном центре имени Вудро Вильсона, редактором журнала «Идеология и политика».

— Ничто не ново под луной. С тех пор как возникло государство, всегда были движения сопротивления. Везде и всегда нечестность элит приводила к тому, что граждане восставали — если у них не было других инструментов, чтобы заставить элиты считаться с мнением граждан. Так было в Украине — Оранжевая революция (2004) и Евромайдан (2013—2014), в России — протесты на Болотной площади (2011), и во многих других странах.

Итак, протесты — обычная вещь. Но белорусский протест уникален по ряду параметров. Прежде всего это тактика — «будь, как вода». Обычно протестующие стекаются на главную площадь столицы, где их присутствие имеет символическое значение для общества и политическое значение для элит. В Беларуси акции протеста проходят не в центре, а там, где есть возможность. Они, как вода, распространяются и в столице, и в провинциальных городках. Протест повсеместен.

Во-вторых, участники массовых акций необычно долго придерживаются мирного характера. В Украине мирные демонстрации длились три-четыре недели, а потом происходили захваты государственных учреждений, жесткие стычки с полицией. В Беларуси уже пятый месяц выступления против власти со стороны протестующих проходят мирно. В базах данных по социальным протестам за последние 120 лет я не нахожу аналогов столь долгих мирных протестов. Пацифизм сильно отличает белорусское восстание от всех остальных.

Еще относительно уникальная черта: в Беларуси нет политических партий, часто представляющих протестное движение. Нет партий, которые могли бы конвертировать протестную энергию в решения на политическом уровне. За 26 лет правления Лукашенко партийная структура в Беларуси фактически умерла. И в этом плане белорусы воспроизводят перестроечную ситуацию. Тогда была одна партия, но она не поощряла порыв граждан к свободе, а возникающие новые партии еще не имели политического веса.

Поддержка протестов в Беларуси тоже уникальна. Вас одновременно поддерживают и россияне, и украинцы. А россияне и украинцы сейчас — два враждующих народа. Они не сходятся ни по одному другому вопросу, кроме поддержки белорусского протеста. Мало того, вам одновременно симпатизируют и западные, и восточные народы, которые тоже редко сходятся в чем-то.

Сопротивление уникально и для самих белорусов. Событие такого масштаба для вас, ныне живущих поколений, происходит впервые. Вообще в белорусском протесте есть особый моральный дух. Какой-то идеализм. Но именно этот идеализм заставляет элиты уважать массы. А ведь элиты не уважают массы по определению. Этот уникальный случай войдет в историю и будет помниться очень долго. Он будет воодушевлять протесты в других странах и в других поколениях.

— Чем объяснить мирный характер белорусских маршей и дворовых инициатив?

— Выбор, который демонстрируют белорусы, удивителен. Не нужно сейчас его объяснять. Позже, может лет через пять, мы начнем понимать этот процесс, выдвинем научные обоснования. А пока важно зафиксировать этот феномен.

Как человек, наблюдающий за ситуацией извне, могу лишь предположить, что это культурная особенность белорусов. Украинцы, например, очень эмоциональны. И когда украинец отдается эмоциям, критическое мышление отходит на второй план. Для белорусов характерен эмоционально-рациональный баланс и своеобразный стоицизм.

— Может, пацифизм объясняется еще и отсутствием лидеров, призывающих к радикализации?

— Это так, но лишь отчасти. У вас нет лидеров, которые бы направили энергию протестов на жестокое восстание. Но мне кажется, что массовая поддержка и длительность сопротивления как раз и связаны с тем, что протестующие не переходят грань кровопролития. Переход к агрессии станет разрушительным для протеста и подорвет моральную легитимность движения.

— Отсутствие лидероцентричности увеличивает или сокращает шансы протестующих добиться своей цели?

— Для политической эффективности это минус. Если взять статистику протестов за последние 120 лет, то можно выделить два фактора, наличие которых увеличивает шансы на победу протестующих. Это слабые, неэффективные спецслужбы и объединение протестующих вокруг одной политической силы или лидера.

В Беларуси эти два фактора пока не в пользу белорусского протеста. Спецслужбы сильны и лояльны к Александру Лукашенко. Яркого лидера, который был бы на улице с участниками маршей, у оппозиции нет. Однако подчеркну, что мы говорим не о детерминирующем законе, а лишь о факторах, которые в ту или иную сторону влияют на процесс.

— Может ли ситуация в Беларуси пойти по сценарию Гонконга? Там массовые акции проходили в течение года, а сейчас протест подавлен, активисты либо осуждены, либо уехали в другие страны. У них гигантской сдерживающей силой выступает Китай, у нас есть Россия.

— Я бы не сравнивал эти две ситуации. У Гонконга нет такой субъектности, как у Беларуси. Гонконгцы отличаются от жителей коммунистической части Китая, но тем не менее их идентичность — китайцы, они один народ. К тому же в Гонконге хорошо развита политическая система, и континентальный Китай знает, как через нее управлять ситуацией и победить протестующих.

В Беларуси начиная с 2014 года власть систематически работала над сокращением влияния Москвы. Фактически Лукашенко подавил все гражданские организации — и прозападные, и пророссийские. Он сократил российское влияние в силовых ведомствах.

Поэтому можно говорить, что влияние Пекина на Гонконг существенно большее, чем влияние Москвы на Минск.

— Можно ли сказать, что телеграм-каналы заменяют лидеров? Ведь и до этого проходили акции несогласия, но они быстро затухали. И в целом насколько уникален фактор Теlеgrаm в белорусском протесте?

— Уникальности в этом нет. Сейчас телеграм-каналы выполняют функцию СМИ для протестующих. А медиа всегда играли важную роль в восстаниях. Оранжевая революция, например, связана с новостным веб-сайтом «Украинская правда» и Пятым телеканалом, принадлежащим олигарху Порошенко. В Евромайдане огромную роль играл Facebook, в Антимайдане — Вконтакте. У «Арабской весны» были свои соцсети — Twitter и Facebook.

СМИ важны для протестных движений, но они не заменят лидера. Они могут собрать людей, указать место, рассказать о вопросах безопасности, но не могут обеспечить политического результата протестов.

— Но Теlеgrаm, в отличие от других соцсетей, предоставляет анонимность. Люди без страха быть идентифицированными обмениваются мнениями, создают инициативы.

— В Украине объединение граждан по волонтерским вопросам и вопросам самообороны было в WhatsApp-группах, которые имели высокую анонимность для внешних наблюдателей. Объединялись также дома, дворы и кварталы. В Тунисе спецслужбы не успевали за инициативами, которые рождались в Facebook и Twitter. Современные способы коммуникации позволяют гражданам объединяться, сохранять личную анонимность, и это обеспечивает эффективность протеста в короткой перспективе. Но задачи, которые ставит перед собой протест в Беларуси, — новые выборы, пересмотр Конституции, демократизация, — можно решить только политическими методами. Телеграм-каналы важны для поддержки духа, для «тактики воды». Однако государство строится только политическими методами. И это «бутылочное горлышко» белорусского протеста.

— На воскресных маршах постоянно идет перекличка с протестующими россиянами. Один из самых популярных лозунгов — «От Хабаровска до Бреста диктатуре нету места». Как события в Беларуси повлияют на другие страны?

— После развала Советского Союза в Восточной Европе появились три пояса: пояс авторитарной стабильности — Баку, Москва, Нурсултан, Минск; консервативно-иллиберальный пояс — Балтика, Польша и Венгрия; пояс нестабильности — Украина, Молдова, Грузия, Армения. Страны пояса нестабильности делают рывок к свободе, потом откатываются к несвободе и постоянно находятся в таком колебании.

События в Беларуси сильно влияют прежде всего на «авторитарный пояс». Это сигнал для азербайджанцев и россиян: восстание и свобода возможны без кровопролития.

С большим интересом и симпатией смотрят на Беларусь и интеллектуалы Западной Европы. Я сейчас живу в Италии. Здесь движение сопротивления больше связано с популистами, а для мобилизации людей используется страх и озлобленность, а не ум, честь и достоинство. Мирные белорусские протесты имеют оздоравливающий эффект для всей Европы. Белорусский пример влияет на моральный дух Германии, Франции, Италии и других европейских стран.

— Оранжевая революция, революция роз, финиковая революция… А у нашего протеста еще нет названия. Как бы вы его назвали?

— У белорусского протеста точно женское лицо. Возможно, и сам феномен связан с этим. «Тестостероновые» выступления ведут к агрессии и разрушению, а у вашего протеста эмоциональное и рациональное сбалансированы. Вот такие у меня ассоциации.