Что ждет белорусскую экономику в следующем году?

Плана «Б» у властей нет.

Когда экономисты говорят о будущем, они понимают, что имеют дело с неопределенностью. Но часто эту неопределенность можно «упаковать» в приемлемые рамки.

Отсюда ключевая функция макропрогноза — предоставить описание качественного состояния будущей среды. При этом все понимают, что в количественных параметрах допустимы отклонения.

В последнее время ситуация сильно меняется. На фоне множества постковидных эффектов, очень глубоких изменений в экономической политике, усилившихся политических противоречий в мире неопределенность существенно возросла. Как говорит бывший министр финансов Великобритании Джим О'Нил в отношении степени ясности перспектив экономической динамики, «в случае с 2022 годом (и последующими) я не уверен, стоит ли даже притворяться».

Зашкаливающая неопределенность

Для Беларуси уже второй год кряду ситуация с неопределенностью еще хуже. В нашем случае на глобальную неопределенность накладывается огромное количество неизвестных, связанных с внутренними экономическими диспропорциями и политическим кризисом. Получается «неопределенность, умноженная на неопределенность». В таких условиях пытаться выделить, как в обычные времена, некий центральный, наиболее вероятный сценарий намного труднее, но можно. Но нужно понимать, что он лишь чуть более вероятен, чем прочие. В отличие от «нормальных» периодов, ситуация может измениться качественно и радикально по многим направлениями. Поэтому, полагаю, в отношении 2022 года намного полезнее не сухие цифры центрального прогнозного сценария, а понимание вопросов на повестке дня. В зависимости от ответов на них и будет развиваться ситуация в будущем году.

Для Беларуси сегодня на повестке два главных вопроса. От обоих из них зависят перспективы белорусского экспорта, а через него и всей экономики. В сегодняшних условиях для нашей экономики вопрос экспорта едва ли не экзистенциальный. Вследствие множества накопленных диспропорций рассчитывать хоть на сколько-нибудь устойчивый рост без экспортного драйва не приходится.

Вопрос конъюнктуры

Первый вопрос: какова будет конъюнктура мировой экономики? Большинство правительств и международных финансовых институтов постулируют: повышенный темп прироста ВВП сохранится за счет восстановления глобальных производственных цепочек, а инфляция на этом фоне замедлится. Известный американский экономист Нуриэль Рубини назвал такое развитие событий «сценарием Золушки», потому что это лучший возможный исход на фоне огромного количества актуальных рисков: новые волны ковида, политические препоны для восстановления глобальных цепочек поставок, технические трудности в нормализации логистики, появление новых драйверов ускорения инфляции, избыточная долговая нагрузка правительств во многих странах.

Поэтому среди экономистов как вполне вероятные для глобальной экономики рассматриваются еще три альтернативных сценария. Первый — перегрев, трансформирующийся в стагфляцию. При сохранении крепкого роста (в основном за счет спроса) инфляция также продолжает ускоряться. Монетарные власти вынуждены ее остужать, ослабляя и рост. В итоге на некоторый период реальностью становится стагфляция (рост вблизи нуля с высокой инфляцией). Второй — стагнация. Спрос начинает тормозить (например, ввиду ковида), правительства воздерживаются от новых инъекций, боясь далее подстегнуть инфляцию. Инфляционный навес постепенно исчезает, но и роста практически нет. Третий — новая волна рецессии: рост ослабевает (коронавирус, усиление перебоев со стороны предложения), а инфляция по инерции продолжает расти. Вынужденная борьба с инфляцией вызывает шок на финансовых рынках и проблемы с обслуживанием госдолга, спрос сжимается, формируется новая волна рецессии.

Влияние санкций

Второй вопрос: насколько ощутимым окажется влияние санкций? Цифры прогноза властей де-факто игнорируют влияние санкций. Допускаю, что это откровенный блеф. Но сейчас вполне допустимо и другое. Власти всерьез рассчитывают, что смогут найти схему обхода санкций и продолжить поставлять привычные объемы, в первую очередь нефтепродуктов и калийных удобрений. Возможно, лишь с некоторыми дополнительными издержками на новую логистику и юридическое обеспечение схем обхода.

Сочетание различных ответов на два главных вопроса порождает разные траектории для белорусской экономики. Два «хороших» ответа — «сценарий Золушки» плюс пренебрежимо малое влияние санкций на экспорт — действительно дают шанс реализоваться сценарию властей. Единственное сомнение, которое в нем возникает, — показатель инфляции. Оборотная сторона необычной глобальной конъюнктуры, которая для Беларуси создала внешнеторговое чудо, — рефляционное воздействие. С учетом желания властей запустить «новый инвестиционный цикл» и активизировать кредитование реалистичным центральным значением инфляции в таком сценарии видится отметка около 15 %.

Но если хотя бы на один из главных вопросов реальность даст «плохой» ответ, то рост экспорта по образцу 2021 года иссякнет. В такой ситуации в лучшем случае мы можем рассчитывать на стагнацию, то есть на рост вблизи нуля. А в зависимости от масштабности «плохих» ответов, это вполне может быть и рецессия (до 3 %).

Но и это, к сожалению, не предел. Если рецессия материализуется, то вновь актуализируется среднесрочная долговая ловушка, в которую власти привели национальную экономику. Значимая рецессия с большой вероятностью спровоцирует частный долговой и кредитный кризис, обусловливая, при прочих равных, еще более глубокое погружение в рецессию. Кроме того, в этом случае вновь возникает дефицит счета текущих операций, а также повышается бюджетный дефицит. В сумме это создает дополнительные проблемы с выплатами по госдолгу (особенно на перспективу чуть более года).

Реакция на рецессию

И в этом случае возникает новый, очень неприятный, но очень важный вопрос: принять рецессию как неизбежное зло или же всеми силами противостоять ей? Все варианты ответа на этот вопрос плохи. Но нужно выбрать наименьшее зло.

Принять рецессию как неизбежное означает согласиться со снижением доходов, занятости, что традиционно ассоциируется с социальными и политическими вызовами. Но, как указано выше, это еще чревато вхождением в рецессионно-долговую воронку. Финансовая позиция госпредприятий будет быстро ослабевать, им все сложнее будет расплачиваться по своим долгам. Закрыть на это глаза означает, что далее последует вторая волна сжатия: ввиду недостатка оборотных средств предприятия будут вынуждены в еще большей мере ограничить выпуск. Долговые обязательства станут еще менее выполнимы. Самый плохой вариант на выходе — глубокая (10 % и более) рецессия, долговой и банковский кризис, высокая безработица и снижение социальных стандартов.

Главный аргумент, почему такой выбор возможен: сползание внутри рецессионно-долговой воронки может происходить постепенно. Какой-то период в ней можно просуществовать, дожидаясь хороших времен, чтобы при их наступлении быстро из нее выбраться. Более того, рецессию в этот период можно пытаться сдерживать административными методами, а также ограниченными финансовыми инъекциями и схемами финансовой инженерии. И если получится дождаться хороших времен, не свалившись в бездну финансового кризиса, то понесенные потери выпуска и «переваренные» проблемные долги можно будет даже рассматривать как избавление от макроэкономического балласта.

Ждать ли повторения «чуда»?

Описанный рецепт во многом перекликается с периодом первой волны ковида в апреле — июле 2020 года. Тогда такой подход во многом сработал: получилось переждать пару месяцев, пройдя вблизи финансовой бездны, а затем на выручку пришло «внешнеторговое чудо», отведшее экономику от нее. Можно ли рассчитывать на такой исход вновь, особенно на фоне огромной неопределенности в глобальной экономике?

Другая опция ответа: любыми силами и средствами предотвратить рецессию. В обычном случае такой ответ, но в более мягкой формулировке, рассматривается как обоснованный. В нашем случае проблема в том, что таких сил и средств очень мало. А цена задействования любого из них может оказаться очень высокой. Потенциально можно рассматривать три группы инструментов предотвращения рецессии: монетарные, фискальные, долговые. Активное задействование любых из них в наших условиях чревато быстрой финансовой дестабилизацией. Отличаться могут лишь механизмы, последовательность событий, которые приведут к такому исходу, а также временной период следования к нему.

Неудовлетворительный темп прироста выпуска традиционно выносит на поверхность идею о необходимости его монетарного стимулирования. В отличие от развитых стран, вследствие слабой монетарной среды — низкого доверия к национальной валюте и банковской системе — позволить себе активное монетарное стимулирование Беларусь не может. В противном случае проблема инфляции визуализируется очень быстро.

Угроза инфляционной спирали

Для Беларуси вопрос, является ли ценовая стабильность важной целью экономической политики, вновь актуален даже сегодня. Белорусская экономика уже накопила в себе потенциал для инфляционной инерции. Во-первых, многие цены еще не в полной мере адаптировались к внешнему рефляционному воздействию и внутренним изменениям последних нескольких кварталов. У многих предприятий рост затрат, в первую очередь материальных, ощутимо обгоняет рост выручки. Амортизировать такой эффект за счет снижения собственной рентабельности они не могут себе позволить, а потому настроены повышать свои отпускные цены. Пока эти ценовые адаптации тормозит инерция в ценообразовании, а также административное сдерживание. Во-вторых, в 2021 году ощутимо интенсифицировались инфляционные ожидания и у домашних хозяйств. То есть почва для инфляционной спирали уже подготовлена. Сколь-нибудь значимое монетарное стимулирование приведет к практически неизбежному попаданию в инфляционную спираль. А вопрос ценовой (не)стабильности станет одним из ключевых на повестке дня.

Высокая инфляция, снижая ценовую конкурентоспособность производителей, приведет к давлению на обменный курс. Кроме того, давление на обменный курс может возникнуть и автономно от инфляции, например ввиду шокового сокращения экспорта и реинкарнации дефицита текущего счета, что, в свою очередь, сгенерирует инфляционный импульс. То есть велика вероятность того, что механизмы «плохого» сценария породят не просто инфляционную, но и инфляционно-девальвационную спираль. Можно ли в этом случае продолжать опираться на механизм плавающего обменного курса? С одной стороны, это крайне важный механизм поддержания ценовой конкурентоспособности и внешней позиции (текущего счета платежного баланса). Но, с другой — номинальный обменный курс до сих пор важный якорь финансовой стабильности. Механизм плавающего курса можно рассматривать лишь через призму стабилизации внешней позиции, пока его колебания невелики. При значимом обесценении рубля (свыше 15 %) частично долларизированные частные долги и практически полностью долларизированный госдолг станут триггерами финансовой дестабилизации. Поэтому, если в таких условиях продолжать опираться на механизм плавающего обменного курса, то велика вероятность долгового кризиса.

Где брать деньги?

Если начать сдерживать курс, то необходимо найти источник пополнения резервов. Сегодняшний уровень резервов, в зависимости от масштаба давления на курс, обеспечивает возможность его поддержания в лучшем случае на пять-шесть месяцев. Отсюда «выплывают» еще два вопроса, замыкающие порочный круг. Первый: а есть ли сегодня, в принципе, возможность привлечения новых средств? Из условно положительных ответов на ум приходят лишь варианты какой-либо экстренной приватизационной сделки или нового пакета политических договоренностей с Россией, сопровождаемого новой порцией финансирования. И вновь у каждого из таких ответов есть широкий перечень экономических и неэкономических побочных последствий. Более того, такие ответы — это опять не решение проблемы, а вновь сдвиг ее на следующий день. Ведь все более грозно будет звучать второй вопрос: в какой мере можно продолжать амортизировать макропроблемы посредством накопления госдолга, сохраняя при этом долговую устойчивость?

Полагаю, что в рецессионной воронке и/или в условиях финансовой дестабилизации рано или поздно укрепится стремление выйти из порочного круга. В описанных условиях альтернатив для этого не много, и они очень болезненны. Например, отказ исполнять обязательства по госдолгу и/или наложение жестких внутренних ограничений на использование иностранной валюты.

Пока расчет властей на то, что на два главных вопроса (о перспективах экспорта) жизнь даст положительные ответы. А что если нет? Боюсь, у них плана «Б» нет. Тогда давать ответы на неприятные вопросы придется с ходу, почти при полном отсутствии хороших вариантов.

Дмитрий Крук, «Белорусы и рынок»