Эх, хорошо в тюрьме в Новый год!

Как проводят новогоднюю ночь в женских камерах СИЗО КГБ.

Эх, хорошо в тюрьме в Новый год! Гарантированы два дня тишины и полного покоя. Не лязгают двери камер, никого не таскают на допросы, не проводят в камерах шмоны — у всех выходные. Праздника хотелось, хоть и в тюрьме. И мы решили встретить его, как положено, — за праздничным столом. Ну и пусть мы зэки, а праздник никто не отменял.

Принцип продуктового общака в нашей камере был незыблемым, как, наверное, и во всех остальных. Продукты принадлежали всем. Каждый брал что хотел, хотя выбор был невелик. Если до Нового года заключенным можно было передавать сыр, шоколад, зефир, вафли, рыбу, сало, то после Нового года всё это исключили из списка разрешенных продуктов. Но перед Новым годом у нас в камере неожиданно образовался роскошный для тюрьмы праздничный набор продуктов.

Лену муж порадовал копченой рыбой и несколькими нарезками семги, форели и лосося. Мне родители передали мой любимый сыр «Маасдам», кучу сладостей и пакет домашнего «хвороста». Настя недоумевала, что делать с огромным кульком чернослива. «Не беспокойся, — сказал Лена, — сделаем из него отличное новогоднее блюдо». Ну и, конечно, изобилие разных видов копченой колбасы — ее передавали всем, — овощей и фруктов.

31 декабря пришлось на пятницу — «помывочный» день. В тюрьме ведь водят в душ раз в неделю. «Вот здорово! — говорили сокамерницы. — У нас, как в «Иронии судьбы»: 31 декабря мы ходим в баню. Значит, новогодняя программа такова: утром идем на прогулку, потом — мыться, потом устраиваем себе послеобеденный сон, а вечером начинаем нарезать салаты. Всё как дома».

Мы с Настей писем не получали, а Лене каждый день приносили письма от мужа. Он писал ей, что Новый год отмечать не будет. 1 января — просто обычный выходной день, суббота. Никакого праздника.

А мы хотели праздника. Девчонки мечтали: вот если бы в камерах были телевизоры, то можно было бы написать заявление, чтобы разрешили в Новый год посмотреть его подольше — хотя бы до часу ночи. А так — будем сами создавать себе праздничное настроение.

— Предлагаю меню! — провозгласила Лена. — Настин чернослив нафаршируем сыром с чесноком и оливковым маслом. В овощной салат тоже добавим сыра — для вкуса — и немного той приправы, которую Насте передали с макаронами «Роллтон». Девочки, с макаронами как-нибудь потом решим, а приправки эти сделают салат вкуснющим. Рыбные-колбасные нарезки красиво выкладываем, а на десерт — фруктовый салат. Кстати, во фруктовый салат предлагаю накрошить шоколада и зефира.

И новогодний стол получился почти домашним. Во всяком случае, слишком роскошным для тюрьмы. Лена, к слову, знала столько рецептов «супа из топора» — вкусных и даже изысканных блюд из самых простых продуктов, которые есть практически в каждом холодильнике, — что два дня мы с Настей сидели и записывали под ее диктовку рецепты в тетради.

— Лена, — говорили мы с Настей, — как только мы окажемся дома, начнем готовить по твоим рецептам!

— Вы еще приедете ко мне в гости, и я вам столько всяких секретов раскрою — будете лучшими кулинарками в городе.

— А твой муж нас к тебе в гости не пустит, мы ж особо опасные.

— А я ему скажу, что у меня спецзадание КГБ — присматривать за вами. И куда он денется после этого?..

В общем, 31 декабря мы суетились вокруг стола, как на собственной кухне. Настя смешивала сыр с чесноком и оливковым маслом, я запихивала смесь в чернослив. Мне казалось, что получится непереносимая гадость. Но блюдо оказалось чрезвычайно вкусным. В качестве шампанского мы разливали пенящуюся «Фанту» и чокались металлическими кружками. Наш новогодний стол оказался по-настоящему вкусным. И — на тюремном фоне — действительно праздничным.

А еще Насте передали салфетки с новогодними рисунками — снежинками, снегурочками, оленями и прочей лабудой, которая казалась нам чем-то невероятно красивым. Салфетки аккуратно разложили на тумбочках и на столе. В общем, можно было праздновать. В кормушку заглянул охранник, с интересом посмотрел на наше изобилие. По-моему, он позавидовал. Света, вечно кокетничающая с тюремными контролерами, сказала: «Заходите к нам в гости!» Прозвучало как: «Приезжайте к нам на Колыму!» Охранник с ужасом выдохнул: «Нет уж, лучше вы к нам!» — и с лязгом захлопнул кормушку.

Вечером по команде «Отбой!» мы улеглись на шконки и решили не тянуть до полуночи — лучше попытаться заснуть. Но после шуршания пакетов снаружи и осознания, что кого-то в этот момент освобождают, нам стало так весело, что мы решили продолжить праздник. Мне слезать с верхних нар было лень.

— Девчонки, я объелась, празднуйте без меня!

— Все равно слезай, нам без тебя скучно! Хоть «Фантой» чокнись!

Это стало нашей традицией. Холодильника в камере не было, и всевозможные колбасы-сыры мы на ночь привязывали к решетке форточки. Но каждый вечер сооружали себе некоторое количество (немаленькое, прямо скажем) бутербродов, которые с удовольствием съедались ночью. Охранники иногда не скрывали удивления: вроде три минуты назад заглядывал — все дисциплинированно и тихо лежали под одеялами. Спустя три минуты — прыгают вокруг стола, смеются и что-то жуют.

Случалось, начальник СИЗО Юмбрик вызывал и спрашивал: «Не понимаю, что можно делать и о чем разговаривать до четырех часов утра?!» Дежурный каждое утро писал ему рапорт, но не только о том, были ли некие происшествия, но и в котором часу в каждой из 18 камер наконец угомонились зэки. Честно говоря, сейчас я и сама не понимаю, что можно было делать до четырех утра. А тогда всё было очевидно: любыми способами повышать себе и друг другу настроение.

А вот обитательницы камеры, в которой сидела Наташа Радина, полуночи и боя часов на башне, который слышен в тюрьме ночью, не дождались. Нет, они тоже отметили Новый год — например, салатом из авокадо. Из косточки авокадо Наташа соорудила человечка, которого они прозвали домовым — он должен был символизировать добрый дух камеры № 14. Из новогодних салфеток, кстати, девушки тоже вырезали оленей и дедов-морозов и расклеивали по камере.

Сокамерница Света, которая к Новому году сидела уже девять месяцев, рассказывала, что, когда ее только арестовали, «старосидящие» тоже вырезали всякие лубочные картинки из журналов и умилялись: «Смотри, какая прелесть!» Света не понимала, что их так умиляет. А спустя полгода тоже начала вырезать и клеить на тумбочку.

1 января мы объявили выходным и отказались от ежедневной уборки. А вот Наташа Радина рассказывала, что в семь утра 1 января устроила стирку. Кипятильники из камер забирают в половине восьмого, и нужно было успеть. Она говорила: «Знаешь, обычно в новогоднюю ночь именно в семь утра я ложилась спать. А тут — стирка. Это было так странно!»

А еще Наташа всегда, что бы ни происходило, встречала Новый год со своими родителями в городе Кобрине. И только арест заставил ее отказаться от традиции. Вечное суеверие — как встретишь Новый год, так и проведешь, — подсказывало ей, что раз не получилось встретить праздник с родителями, то и из тюрьмы она не выйдет и проведет весь год без них. Но получилось иначе: Наташу освободили под подписку о невыезде, и 1 апреля она сбежала из Беларуси. Так что все-таки сработало. И теперь мы точно знаем: «Как встретишь Новый год, так его и проведешь», — это очень плохая примета.

Ночью, лежа на шконке, я сказала:

— Как странно — мы здесь в новогоднюю ночь, случайные друг для друга люди, а ощущение полной близости. Это совместная нарезка салатов так действует или синдром попутчика?

— Конечно, синдром попутчика! — отозвалась Лена. — Смотри, наша камера похожа на купе. И мы все поехали в путешествие. Считай, что громыхание кормушек — это стук колес.

— Поехали! — отозвалась с нижней полки Света. — Мне вот только очень интересно, кто из нас выйдет на первой остановке?

Первая остановка, как оказалось, была моя. Но я не вышла из поезда. Просто меня переселили в другой вагон.

Ирина Халип, «Новая газета»