Председатель сената ЕГУ: В XXI веке определение «Национальный университет» не работает

Григорий Миненков рассказал о языковой политике ЕГУ и осведомленности нового ректора в белорусских вопросах.

«Радыё Свабода» беседует с председателем сената ЕГУ.

57 представителей белорусского интеллигенции выступили с заявлением в отношении выборов нового ректора. В заявлении критикуется личность нового руководителя университета, американца Дэвида Поллика, ставится под сомнение право ЕГУ считаться «белорусским проектом» и предлагается создать альтернативный Национальный университет, «в котором белорусскость будет принципом существования».

В ответ ЕГУ распространил пресс-релиз со статистикой, которая свидетельствует, что большинство выпускников университета остаются работать в Беларуси.

Всего этого и касалась беседа с председателем сената ЕГУ профессором-эмеритом Григорием Миненковым.

— В заявлении 57-ми общественных и культурных деятелей утверждается, что «судьба университета попала в руки человека, который не только никогда не занимался белорусскими вопросами, но даже не знаком с ситуацией в нашей стране и в регионе». Как вы считаете, здесь звучат претензии конкретных лиц, которые баллотировались на пост главы ЕГУ, или объективная оценка личности Дэйвида Поллика?

— Это очень интересное заявление. Я отношусь так: если о нас пишут, если о нас выпускают заявления, значит, мы живем. В университете отнеслись к очередному заявлению белорусских деятелей, которая на этот раз очень серьезное и весьма критическое, вполне спокойно. Мы понимаем, что есть вопросы, на которые мы должны ответить.

Что касается личности Дэвида Поллика. Я думаю, то, что он «не только никогда не занимался белорусскими делами, но даже не знаком с ситуацией в нашей стране и в регионе», — не самая большая проблема. Любой хорошо подготовленный человек может быстро познакомиться с этими делами, это не так трудно.

Говоря о ректоре, нужно помнить, что такое современный университет. С акцентом на слово «современный». Прежде всего, это международное учреждение, где работают и которым управляют люди из разных стран. Эта норма — люди разговаривают на разных языках, а при необходимости переходят на английский. То, что мы руководствуемся этой тенденцией, — не так и плохо. Мне странно читать, что «судьба университета попала в руки человека…». Судьба университета — в руках академического сообщества, а не в руках одного человека. Несмотря ни на что наш университет остается белорусским. Это единственный белорусский университет, который работает по Болонской модели. А если мы добавим сюда американский менеджмент, то получим еще один плюс, так как американские университеты — самые успешные в мире. Мы будем работать дальше. И будем учить господина Поллика, объяснять ему особенности Беларуси и белорусской ситуации.

— В ответ на заявление 57 лиц об отсутствии белорусскости в ЕГУ пресс-служба распространила пресс-релиз, который вышел по-русски и по-английски. Причем в пресс-релизе расписаны многочисленные связи университета с Беларусью. Уточните, какой язык считается официальным в ЕГУ?

— Официально мы — литовское учебное заведение. В Литве мы можем работать как на литовском языке, так и на любом другом языке Евросоюза. Ни белорусский, ни русский таковыми не являются. Поэтому официально наш язык — литовский, и все документы у нас ведутся именно по-литовски.

Что касается рабочих языков, то их три — белорусский, русский, английский. Это наша политика, мы исходим из того, что белорусский преподаватель может пользоваться тем языком, которым ему удобнее и проще, а западные или российские преподаватели — соответственно тем языком, который они знают: русским, английским, французским, немецким. Студент имеет право отвечать устно и писать работы на том языке, на котором ему проще. Поэтому в рамках некоторых курсов преподаватель читает по-русски, дает литературу на английском языке, а затем проверяет письменные задания, выполненные по-белорусски. Самое большое значение для нас имеет английский язык — так построен современный университет. Если обратиться к статистике, то только 10% курсов у нас читают по-белорусски, но более 50% посвящены белорусской проблематике. Лишь 10% курсовых и дипломных работ пишется по-белорусски, но более 60% всех работ — это исследования белорусской проблематики. У нас очень гибкая языковая политика, мы стараемся не отставать от современных университетов, которые в большинстве своем полиязычные.

— Почему при отсутствии дискриминации белорусского языка все же такая малая доля работ пишется по-белорусски? Возможно, общественность ожидает, что ЕГУ будет поощрять студентов, мотивировать их переход на родной язык как во время учебы, так и при написании научных работ?

— Я соглашусь, что это проблема. И она обсуждается во многих европейских университетах, не только в ЕГУ. Международный язык — английский, рынок труда также требует англоязычных работников. Как нам подталкивать студентов в сторону белорусского языка? Мы думаем об этом, но есть много препятствий. Например, нет переводов на белорусский язык. Также сейчас высокий уровень студенческой мобильности — это значит, что к нам едет много студентов из других стран, а студенты ЕГУ также едут в другие вузы. И здесь нам нужно работать в сторону увеличения количества курсов на английском языке (хотя бы до 25%), поскольку тогда к нам будут ехать еще больше, что выгодно в финансовом и имиджевом плане.

— То есть языковой приоритет ЕГУ — английский язык?

— Да, ведь это глобальная ситуация. Мы не ориентируем студентов на белорусский язык, но ориентируем их работы и исследования на белорусскую проблематику в европейском контексте.

— Давайте вернемся к личности нового ректора, процесс избрания которого вызвал большой резонанс в СМИ. Каким образом администрация и комиссия по выборам учитывали мнение авторитетных белорусов, которые неоднократно выступали с публичными заявлениями о том, чтобы топ-менеджмент ЕГУ состоял из белорусов?

— Знаете, когда я слышу такие призывы, то вспоминаю 2004 год, когда закрыли ЕГУ. Тогда первой ласточкой стало выступление министра образования Радькова, который сказал, что «ЕГУ превратился в проходной двор», имея в виду, что каждый год в университете работали 50 преподавателей из других стран. Тогда министр возмутился и спросил: у нас своих преподавателей не хватает? То есть — то, что сегодня считается большим плюсом, министр Радьков отметил как жирный минус.

То же и ныне. Почему топ-менеджмент должен состоять из белорусов? Он должен быть профессиональным. У нас теперь он состоит из литовцев, белорусов, американцев, британца. Нет проблем. Во время избрания Дэйвида Поллика мы учитывали мнения и высказывания знаковых белорусов. Видимо, именно поэтому процесс подбора ректора настолько затянулся. Но не в паспортных сведениях проблема. Нам были нужны профессиональные навыки.

— Претендентом на должность ректора был белорус Александр Милинкевич, который сочетает в себе опыт академической работы, политическую и общественную деятельность. Ему тоже не хватает профессионализма?

— Я думаю, что да. Нам был нужен человек, который прекрасно ориентируется во всех международных образовательных тенденциях и проблемах. Мы — университет, который финансово не поддерживается государством и в котором плата студентов за обучение составляет всего 14% бюджета. Остальные деньги мы должны находить, а это очень сложно.

— Кстати, о деньгах. В своем обращении 57 общественных и культурных деятелей заявляют, «что в своем нынешнем состоянии ЕГУ не дает оснований впредь считать его белорусским проектом. Поддержка такого университета не может быть воспринята также как поддержка демократии и прав человека в Беларуси». Каким образом администрация ЕГУ будет реагировать на подобные обвинения? И могут ли они повлиять на финансовую стабильность университета, если белорусские оппозиционные политики станут говорить донорам, мол, не следует поддерживать ЕГУ?

— Я понимаю, что это политическое заявление, которое преследует политические цели. Возможно, что оно будет иметь негативные последствия на ЕГУ. Но вообще такие заявления должны опираться не только на политические моменты, но и на факты. Как можно реагировать на такие обвинения? Разве что сказать: «Нет, я не верблюд». Мы понимаем проблему. Управляющий совет поручил новому ректору разработать нашу стратегию относительно демократии, прав человека. Мы бы хотели обсуждать эту проблему совместно с гражданским обществом Беларуси. Для это будут организованы специальные встречи. Также мы учтем предложения, которые высказывали все претенденты на должность ректора.

— Как вы относитесь к идее создания Национального университета как альтернативы ЕГУ?

— Мы даже готовы подписаться 58-ми под таким заявлением. Пусть будет больше университетов. Мы готовы помогать и сотрудничать, поскольку у нас есть опыт, как создать и сохранить университет в не самых благоприятных условиях.

— А не растеряет ли ЕГУ значительное число преподавателей, которые в настоящее время недовольны политикой руководства, если будет создан новый университет?

— Преподаватели всегда имеют право выбирать, куда им присоединиться. Но я бы отметил, что в заявлении речь идет о Национальном университете. Однако в XXI веке определение «национальный университет» не работает, это определение было актуально в XIX веке. Но я понимаю, о чем говорится в заявлении — о создании университета, который бы отвечал на белорусские проблемы. Это хорошо. Но он должен отвечать на них, учитывая то, что происходит в современном мире, где Беларусь — одно из небольших государств. Поэтому все нужно взвешивать и обдумывать.

— Вы сказали, что считаете заявление 57 белорусских деятелей исключительно политическим. Что вы имеете в виду?

— Заявление политическое, поскольку связано с определенными интересами и целями. И мне кажется, что они не совсем связаны с образованием. Образовательные проекты никогда не делаются путем политических заявлений, это очень тяжелая черновая работа. Здесь речь идет и о направлениях развития нашей страны и образования, и о финансовых потоках. В подтексте заявления скрыто много чего, посмотрим, что будет дальше. Я отношусь спокойно — борьба есть борьба.